Пилот на войне

Убедил, короче говоря.

Прав доктор! Уж как я куролесил по космосу... Начиная с битвы за Шварцвальд, считай, без перерыва! Всё время: Х-прыжок, скафандр, флуггер, вылет, бой, посадка, Х-прыжок, маневр, перегрузка.

И дикие нервы.

С утра началось.

Зря меня мучили сомнения, смогу ли я встроиться обратно в военфлотские рамки. Смог, будто и не выгоняли меня из ВКС без права на возвращение. А не смог, так помогли бы – у нас с этим просто.

В 6-30 сыграли побудку. На корабле утро, товарищи офицеры!

Товарищи офицеры, спавшие штабелями в казарме, посыпались с нар. Я вернулся с медкомиссии рано, когда помещение еще пустовало – все тянули служебную лямку. Так что я занял свободную койку, покидал нехитрый скарб в рундучок и задрых. Никого то есть не видел.

Под низким подволоком играет рожок. Подъем, гвардия занебесья! Я прыгаю с верхнего яруса, намереваясь приземлиться поближе к ботинкам, напяливаю комбинезон и взгляд утыкается в чью-то до омерзения знакомую спину. Белобрысый затылок, слегка оттопыренные уши...

– Венька! Оршев! – закричал я так, что в мою сторону заоборачивались.

– Я, я, – сказала спина и повернулась не менее знакомым анфасом. – Я тебя, Румянцев, с самого вчера наблюдаю. А ты без сознания.

– Здорово, брат!

– Здорово!

Мы обежали лежанку и обнялись. Оршев нахлобучил мне пилотку на глаза, а я сунул в благодарность ему кулак под ребра. Засмеялись.

– Ты живой! – Констатировал я, захлестнув на талии пояс.

– Живой. – Оршев – само радушие. – А мы уж и не чаяли тебя увидеть, Андрюха! Тебя же в Котлин законопатили в том году!

– Кхм, – раздалось позади, и мы автоматически исполнили поворот "кругом" – столько могучей повелительности было в том звуке. – Поздоровались? В две шеренги, становись!

Это он, наш боевой командир – Бердник Григорий Алексеевич. Орел! Невысокий, но ладный, чисто выбрит, а серый комбез ухитряется носить словно драгоценную парадную форму.

Мы затопотали в проход меж нар и скоренько построились. Много, между прочим, знакомых лиц!

Алексей Чубин – мой одногруппник и частый оппонент в преферансных баталиях. Вахтанг Арташвили – с нашего потока, записной пошляк, бабник и по совместительству – грузин. Серьезные, неузнаваемые, похудевшие.

Ну и несколько матерых мужиков из строевого состава, встретившего Наотар. К сожалению, не все. Неудивительно – война.

– Равняйсь! Сми-и-ирно! – Скомандовал Бердник. – Ставлю боевую задачу на день. Пять минут на умывание, потом строем в столовую. Прямо оттуда – на летное поле. Товарищи Чубин, Оршев, Арташвили, Кербитьев, Земской поступают в распоряжение лейтенанта Румянцева...

Он указал глазами на меня.

– ...которым усилили нашу любимую эскадрилью. Он эксперт по "Дюрандалям" – будете с этого момента осваивать технику под его руководством. Соответственно, Румянцеву вменяется драть хлопцев нещадно, чтобы матчасть отскакивала от зубов. Вот в таком акцепте. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись!

В утреннем сиянии световых панелей родилась каблучная дробь, шелест заправляемых коек и суета сует.

Пока принимали пищу и сенокс, удалось выяснить, что наш курс здорово поредел: Шишонок ранен – отправлен в госпиталь, Балаян погиб, Васипов погиб, а Аристарх Скорыня пропал без вести. Предположительно – в плену.

– Всех в Кларо-Лючийской оборонительной, – закончил Чубин.

– Это когда мы отступление наших из Синапского пояса прикрывали, – уточнил Оршев.

Так я узнал имя операции, прошедшей мимо, пока подлый Румянцев отрабатывал доверие и погоны в составе ЭОН.

– Тяжко пришлось? – Вопрос глупый, но я его задал.

– Да нормально пришлось. Всё как в учебниках. Черный космос, метки на тактике, захват-пуск, маневр-уклонение. В общем, вертись как умеешь. А не умеешь – до свидания. Веришь – нет, ни одного клона не видели!

– Зато Оршев на обтекателе две звезды нарисовал, – похвастался за товарища Чубин.

– Эх, кажется, все хорошее на сегодня уже закончилось, – Михаил Кербитьев на другом краю стола проглотил кружок твердокопченой колбасы.

Напитав бренные тела завтраком, мы потянулись прочь из столовой, от вкусных запахов и грохота тарелок к холоду, скафандрам и взлетной полосе.

Личный состав всего 19-го ОАКР выстроился и замаршировал к "Трем Святителям". Крыша его капонира была нашей временной взлетной полосой. Именно туда техники выкатывали флуггеры.

– А чего мы на авианосце не живем? – прошептал я, стараясь шагать в ногу.

– Профилактика обитаемых отсеков, – сказал правофланговый – незнакомый младший лейтенант.

Профилактика – такая вещь. Оправдывает любое желание начальства. Чтобы мы побегали лишний километр после столовой, например. Но без нее никак. Жесткое космическое излучение, конечно, парируется на девяносто девять процентов щитом и прочным корпусом. Остается тот самый один процент. Плюс работающие реакторы. Плюс Х-эрозия, что вышибает то одну, то другую молекулу из тела корабля. А среди них встречаются ох какие неполезные!

В обитаемых отсеках мы ходим без скафандров, так что периодическая профилактика – святое дело. Лучше перебдеть, чем заниматься потом восстановлением потенции!

"Дюрандали". Шесть машин рядком.

Центропланы в снежной пудре блестят в сиянии двух из трех звезд, давших по легенде имя Городу Полковников. Звезды, конечно, разновеликие (одна, все-таки, местное солнце, а другая – всего лишь искусственный орбитальный отражатель-концентратор), но равно тусклые. Они багрово рдеют сквозь белесую хмарь, выкрашивая облака и пейзаж плохим тревожным цветом.

Никаких запахов, так как на головах летные шлемы в "глухом" режиме. Общаемся по рации.

Земля ощутимо вибрирует, накатывает волна обвального грохота, а тени испуганно прядают в отблесках маршевых факелов: старт линкора – не шутки.

– "Эльзас", – провожает бронированную громадину голос Оршева. – Немцы помогать прилетели.

– Очень содержательно, Оршев! – Прорывается в динамики голос Бердника. – Что еще расскажешь? Ничего? Тогда работайте, бойцы! И ты, Румянцев, работай!

Комэск-три сейчас на другой полосе, ставит задачи "Горынычам" с ветеранами на борту. Но не забывает и молодое пополнение, благо все каналы ему доступны – не разболтаешься!

"Чем бы вас озадачить? – думаю я. – Ладно, начнем с классики"!

Мы прыгаем в кокпиты, даем шпоры и оказываемся на орбите, где буквально кипит жизнь флота: сотни флуггеров, фрегаты, крепости. Куда-то вдаль в направлении внешнего пояса астероидов спешат эскадренные тральщики; видимо, поступил сигнал насчет дрейфующих мин.

В нарезанном нам квадрате пространства я приказываю активировать защитное поле и всласть бабахнуть друг в друга из лазерпушек. Пусть ребята привыкнут доверять технике!

Очень нелишнее упражнение. Сам знаю как прыгает сердце, когда невидимая рентгеновская смерть растекается по эллипсоиду щита.

Потом следует простейшее одиночное маневрирование. Парни, да и я, должны привыкнуть к слегка примороженным реакциям "Дюрандаля". Это тяжелый, валкий утюг, который так непохож на "Горыныч"!

На закуску спускаемся в атмосферу и пытаемся полетать в звеньях.

– Оршев, соображай быстрее! Хватит одного тормоза – твоего флуггера! Если хочешь выйти на вираж, рукоять надо довернуть, а не подумать, что доворачиваешь! Жестче с машиной!

– Кербитьев! Ты потерял ведущего. Вам обоим – кранты. Когда делаешь мертвую петлю – давай больший импульс на маршевые! Иначе не полетит.

– Вахтанг! Не наваливайся мне на хвост! При торможении не стесняйся, дави на реверс сильнее! Пробуем еще: разгон до трех эм, минута и сбрасываем до ноль девять эм!

Я определенно нравлюсь себе в роли инструктора. Лишь внезапно вернувшаяся природная скромность не позволяет включить лексикон, усвоенный в кадетские годы от товарища Булгарина.