Бухта была глубока, но опасно мала. Признай китиха, что атака не удалась, она бы еще могла остановить свой бег, погасив инерцию. Для этого ей достаточно было разинуть пасть, и давление воды растянуло бы складки у нее на брюхе, а резко возросшее сопротивление среды подействовало бы как гигантский тормозной парашют. Однако голодная самка опоздала применить этот тормоз: инерция уже втянула ее в горло пролива, и китиха с ужасом ощутила, что брюхо ее коснулось каменистого дна. Она бешено забилась, пытаясь развернуться, — задний ход китам недоступен, — но из-за быстрого приливного течения удары ласт и хвоста лишь еще дальше затягивали ее в пролив.

Должно быть, она испугалась, ибо кит, выброшенный прибоем на мель, обречен: начинается отлив, и огромное животное, привыкшее к тому, что его держит вода, погибает от собственного веса — грудная клетка не выдерживает нагрузки, и кит задыхается.

Продолжавшийся прилив и бешеные удары хвоста продвигали китиху в единственном возможном для нее направлении — вперед; извиваясь брюхом между усеявшими дно камнями, она ползла по проливу, и вдруг будто чудо пришло ей на помощь — внезапно дно опустилось, и китиха погрузилась в воду.

Средняя глубина большей части Олдриджской заводи — девять метров, а центральной ее части — все шестнадцать. Китиха, должно быть, испытала огромное облегчение, очутившись на свободе. Но радость ее, по-видимому, была недолгой. Через минуту-другую она, обследовав локатором берега, поняла, что оказалась в западне. Единственный выход из западни вел через мелководный пролив, который она только что преодолела.

Это был страшный момент, требовалось срочно принять решение! Остаться в заводи — и в конце концов умереть с голоду? Рвануться назад во время отлива — и задохнуться на камнях еще до наступления утра?

Конечно, за отливом снова последует прилив. Уж это-то она, конечно, знала. Но тут мало было просто прилива: требовался непременно сизигийный прилив, а его предстояло ждать еще целый месяц, да и тогда воды могло оказаться недостаточно, если не будет штормового ветра с моря. Возможно, китихе было известно и это.

В неумолимом ритме приливов и отливов скрывалась ее единственная надежда на спасение. Всю ночь китиха ждала следующего подъема воды. В субботу утром вода снова поднялась. Но уровень ее оказался на тридцать сантиметров ниже, чем накануне. Этого было мало. И все же пленница снова и снова атаковала пролив — единственный путь к свободе.

В половине пятого пополудни братья Ганн подошли к рыбозаводу, и пока они, рассказывая о том, что видели, выгружали свой улов на причал, послушать их собралась немалая толпа. Все-таки развлечение — день на консервном заводе проходит уныло и скучно.

— Так ты думаешь, она еще там? — спросил Кеннета один из бригадиров, крупный, непомерно толстый мужчина лет за пятьдесят.

— Скорее всего. До следующего прилива ей никак не выбраться, — ответил Кеннет. Рассказывая мне впоследствии об этом разговоре, он добавил: — Если б я знал, что у них на уме, я бы им сказал, что ее уже и след простыл.

Наверное, он так бы и сделал, потому что братья Ганн не желали китихе дурного. Но не все в Бюржо разделяли их позицию.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Едва братья Ганн выгрузили улов и отправились к себе домой в Мади-Хоул, как от заводского причала отошла еще одна лодка. На борту ее был Джордж — толстяк-бригадир, который так заинтересовался китом, — и еще четверо мужчин помоложе. Все эти люди служили на рыбозаводе, но управляющий разрешил им уйти пораньше, чтобы «посмотреть» кита. Путь их действительно лежал в Олдриджскую заводь, но, отойдя от завода, они причалили к берегу и разбежались по домам — за ружьями и патронами. Когда лодка снова вышла в залив, ее арсенал составляли два спортивных малокалиберных карабина, американская армейская винтовка и две боевые крупнокалиберные винтовки Ли-Энфилда.

Хотя все пятеро родились на Юго-западном побережье, каждый из них провел несколько лет в США или Канаде; возвратившись по той или иной причине домой, они отказались от потомственной профессии рыбака и предпочли работать за жалованье на рыбозаводе — кто механиком, кто техником, кто бригадиром. Это были представители ньюфаундлендцев нового типа, о которых мечтал Джозеф Смолвуд, — «прогрессивные» люди двадцатого века, стеснявшиеся своего происхождения и поспешно приобщившиеся к манерам и нравам современного индустриального общества.

Уже сгущались сумерки, когда моторка обогнула мыс Ричардс-Хэд и вошла в бухточку, из которой открывался пролив в Олдриджскую заводь. Внезапно раздался крик, и стоявший на носу схватил свою винтовку и указал ею на воду. У самого входа в бухту всплыл кит.

Бригадир сбросил газ, и лодка пошла по инерции.

— Ах, стерва, видно, ушла уже! — раздраженно воскликнул один из рабочих.

Все же, прежде чем кит успел погрузиться, три-четыре пули ударили по воде и рикошетом с воем ушли в темноту. Экипаж моторки с надеждой ждал нового появления гигантского животного, но кит исчез. Считая, что это и была китиха, о которой рассказывали братья Ганн, и понимая, что теперь им ее не догнать, разочарованные охотники решили возвращаться домой. Джордж уже начал разворачивать лодку, когда один из людей, немолодой мужчина, проработавший десять лет на красильной фабрике в Торонто и лишь недавно вернувшийся в Бюржо, сказал:

— Помнится, я бывал в заводи мальчишкой. Может, заглянем, сделаем круг? Если повезет, пару уток подстрелим или тюленя.

Джордж охотно развернул моторку и направил ее ко входу в пролив. В ту же секунду все пятеро вздрогнули от неожиданности: над бухтой раздался гулкий низкий рев. Как говорили они потом, «точно корова мыкнула в пустую железную бочку». Одновременно в дальнем конце пролива поднялась мощная волна, и моторку окатило брызгами. Люди в изумлении уставились друг на друга.

— Господи Иисусе! Да она еще там!

Они вытащили лодку на отлогий галечный берег, взбежали на холм, отделявший бухту от заводи. Один из них потом рассказывал, что у самого пролива они увидали «здоровенную, как черт, рыбину, которая наполовину высунулась из воды и так била хвостом, что брызги взлетали до самой вершины холма. А хвост у нее был, как самолет!»

Пятерка молодцов времени терять не стала. Одни, вгоняя патроны в стволы, опустились на колено, другие стреляли стоя. Эхо ружейных выстрелов огласило холмы, окружавшие Олдриджскую заводь; ему отвечало приятное чмоканье пуль, вонзавшихся в живую плоть.

— Промахнуться было невозможно, — восторженно рассказывал один из стрелков. — Я целил в глаз, здоровенный, как тарелка. Другие целили в ноздрю. Но только наши пули ей были все равно что комариные укусы. Она перевалилась на бок, развернулась, отплыла на глубину и нырнула. Все же пуль двадцать мы в нее всадили.

Китиха ретировалась в северный конец заводи, но через несколько минут, которых стрелкам вполне хватило на то, чтобы торопливо перезарядить оружие и приготовиться, она снова показалась на поверхности и опять направилась к проливу. Подпустив животное поближе, стоявшие на холме люди встретили его сосредоточенным огнем. Китиха снова нырнула и на этот раз не показывалась минут двадцать.

— Кто-то из наших сказал, что мы ее, верно, прикончили, но куда там! На такую громадину не с ружьем надо было идти. А Джордж сказал, что если стрелять каждый раз, как китиха подплывет к проливу, то она в конце концов плюнет и останется на ночь в заводи. А следующий-то день был выходной! Стреляй хоть с рассвета до заката!

Патронов они привезли немного, и через час стрельбу пришлось прекратить. «Охотники» нехотя вернулись в моторку и пошли в Бюржо, где остаток вечера провели, путешествуя из дома в дом, подкрепляясь спиртным и рассказывая о своем подвиге.

×
×