Ночные шорохи

Он уселся за стол и принялся сдавать карты.

— Почему ты так уверен? — мятежно прошипела девочка, плюхаясь на стул.

— Видишь ли, я знаю твоего брата. Ной не настолько груб и глуп, чтобы заниматься любовью с женщиной на шезлонге в собственном дворе!

Кортни поколебалась, обдумывая сказанное, и наконец равнодушно пожала плечами, явно решив сдаться. Этот жест лучше всяких слов подсказал Дугласу, что девочка признается в собственной не правоте. Но разумеется, покаянных тирад от нее не дождешься.

Кортни подняла свои карты, присмотрелась и вздохнула.

— Не забыл, что все еще должен мне сто сорок пять долларов? — осведомилась она. — Если не заплатишь, включу счетчик.

— Это как? — с притворным страхом осведомился Дуглас.

— Восемнадцать процентов в неделю по истечении месяца. Мне пора подумать о будущем.

— У тебя не предвидится никакого будущего, если станешь драть с меня такие грабительские проценты.

Но удача явно отвернулась от Дугласа: Кортни выиграла еще пятнадцать долларов, и оба мирно заснули, так и не досмотрев очередной фильм пятидесятых годов.

— Уже поздно, — шепнула Слоан, когда Ной наконец оторвался от ее губ. — Мне пора.

— Знаю.

Ной неохотно разжал руки, посмотрел на часы и с изумлением увидел, что уже начало четвертого. Она права.

Он поднялся и помог ей выбраться из шезлонга.

Слоан легко поднялась, оглядела свои босые ноги, безнадежно смятое платье и поспешно схватилась за голову, пытаясь привести волосы в некое подобие порядка. Иисусе, на кого она похожа!

При мысли о том, чем они занимались последние два часа, ее охватил стыд. Что, если кто-то увидит, как она крадется в дом в такой час? Настоящая вавилонская блудница! И хуже всего, что Ной, по-видимому, ее таковой и считает.

А Ной в это время думал, что она выглядит восхитительно. Настоящая женщина, только сейчас лежавшая с мужчиной, который лишь сверхъестественным усилием воли от нее оторвался… Никакое удовольствие не сравнится с возможностью запускать руки в копну этих золотых волос и терзать губы, пока они не распухнут! Поверить невозможно, что он провел два относительно целомудренных часа на неудобном шезлонге и все же задыхается от счастья, словно все это время занимался с ней любовью, и это принесло ему куда больше удовлетворения, чем десяток ночей в постели с пылкой любовницей.

Она тихо скользила по ступеням террасы с низко опущенной головой, словно погруженная в невеселые мысли, и Ной невольно попытался увидеть случившееся ее глазами. Говоря по правде, он вел себя как сексуально озабоченный, неопытный шестнадцатилетний сопляк с потными руками, который обжимается на заднем дворе. Безмозглый болван, не догадавшийся повести женщину в уютное местечко, где их никто не увидит. Он совестился своего поведения, и не без оснований. Какой позор!

Когда они подошли к куртине пальм на краю газона, Ной глухо выговорил:

— Мне очень жаль. Простите, я не хотел заходить так далеко и давать волю рукам. Я едва не изнасиловал вас на чертовом шезлонге. Не обижайтесь.

Сердце Слоан подпрыгнуло от счастья. Значит, не она одна сбита с толку и растерянна!

— Шезлонг? — переспросила она, поднимая на него смеющиеся глаза. — Изнасиловал? Теперь это так называется?

Вместо ответа Ной рванул ее к себе, но Слоан, покачав головой, уперлась ладонями ему в грудь.

— Должно быть, у меня не слишком хорошая память…

— А я хочу, чтобы ты все помнила отчетливо. — обронил Ной, чуть приподняв ее подбородок. — Я сделал это… — Он коснулся губами ее виска. — И это… — Он скользнул губами по щеке, прикусил мочку, улыбнувшись про себя, когда Слоан вздрогнула и приникла к нему. — А потом это… — Она закрыла глаза, и он прикоснулся губами к каждому. — И это…

Он раскрыл ее губы своими и стал жадно пить нектар рта, наслаждаясь вкусом, прижимая ее все сильнее к напряженному телу. Но когда Слоан страстно ответила на поцелуй. Ной потерял голову, второй раз за эту ночь. Он прислонил Слоан к дереву, сжал ее руки, поднял вверх и навалился всем весом, давая Почувствовать ей свое возбуждение. Его язык насиловал ее рот, вздыбившаяся плоть упиралась в бедро, и груди Слоан призывно набухли, просясь в его ладони. Ной отнял одну руку и провел пальцами по мягкой коже горла к груди, сначала слегка погладив ее костяшками пальцев и тут же властно сжав. Ее свободная рука обвилась вокруг его шеи, тело выгнулось, и он принялся лихорадочно возиться с затейливой застежкой, скреплявшей лиф платья, по тут же опомнился, поняв, что едва не натворил.