Нечто чудесное

– Потому что снова начинаешь влюбляться в него?

– Потому что умираю от безобразного, непростительного любопытства, – уклонилась Александра от прямого ответа и, поскольку Тони был явно настроен на решительный отказ, тоскливо вздохнула:

– Ну хорошо. Я, кажется, готова полюбить незнакомца, чужого человека, а он не спешит позволить мне получше его узнать.

Тони поколебался, однако все-таки пожалел Алекс. в – Ну… поскольку это не праздное любопытство, попытаюсь просветить тебя. Что ты хочешь знать? Вынув из волос розу, Александра рассеянно повертела стебелек в пальцах.

– Прежде всего объясни, что творилось в Хоторне, когда Джордан был маленьким? Какое у него было детство?

– В аристократических семьях, – медленно начал Тони, – наследнику обычно уделяется особое внимание. Джордан, кроме того, был единственным ребенком, и потому с него не спускали глаз. Мне позволяли лазать по деревьям и плескаться в лужах, но от Джордана требовали постоянно помнить о своем положении: быть чистым, аккуратным, пунктуальным, серьезным и ни при каких обстоятельствах не забывать, что когда-нибудь он станет герцогом. Его родители были полностью единодушны только в одном – в сознании собственного превосходства. В отличие от детей других аристократов, которым позволялось играть в компании сверстников, живущих в поместье, даже если эти дети – сыновья конюхов, тетя и дядя считали, что Джордану подобает иметь приятелей только своего круга. И поскольку герцогов и графов в округе не так много, Джордан рос в полном одиночестве. – Тони взглянул на верхушки деревьев и вздохнул:

– Я часто гадал, как он способен это вынести.

– Но надеюсь, родители Джордана не находили твое общество неприемлемым?

– Нет, но я редко гостил у них и приезжал, лишь когда тетя с дядей отправлялись в Лондон. Я не мог выносить их присутствия и удушливой атмосферы этого места. Меня просто трясло. Кроме того, дядя ясно дал понять моим родителям, что мое присутствие в Хоторне нежелательно, поскольку я мешаю Джордану заниматься и отвлекаю от серьезных вещей. В тех редких случаях, когда ему позволяли отдохнуть, он предпочитал бывать у нас, потому что обожал мою мать и пользовался случаем, чтобы побыть среди любящих его людей. – Тони печаль – но улыбнулся. – Помнится, когда ему было восемь лет, он попытался поменяться со мной, обещая отдать титул и имения за мою семью. Клялся, что позволит мне быть маркизом, если я соглашусь жить в Хоторне.

– Я совсем не так представляла его жизнь, – заметила Алекс, когда Тони замолчал. – Когда я была маленькой, воображала, что нет ничего лучше богатства.

Она вспомнила свое детство, игры с приятелями, беззаботные, беспечные времена, тепло дружбы с Мэри Эллен и ее семьей. Как грустно узнать, что Джордана лишили детства!

– Не всех отпрысков знатных семейств воспитывают в такой строгости.

– А его родители? Какими они были? Она смотрела на него с такой неподдельной озабоченностью, что Тони обнял ее за плечи в знак того, что сдается и готов рассказать правду.

– Чтобы не вдаваться в подробности, объясню только, что мать Джордана пользовалась печальной славой известной кокетки, чьи любовные похождения были столь же многочисленны, сколь неразборчивы. Но моему дяде, казалось, не было до этого дела. Он считал женщин слабыми, развращенными созданиями, не способными сдерживать свои страсти. Правда, сам он был таким же распутником, как она. Однако там, где речь шла о Джордане, он не допускал ни малейших послаблений. Никогда не позволял Джордану забыть, что он – Таунсенд и будущий герцог Хоторн. Считал, что сын должен быть сообразительнее, отважнее, более гордым и достойным имени Таунсендов, чем все его предки. Чем сильнее Джордан старался угодить отцу, тем требовательнее тот становился.

Если Джордан плохо приготовил урок, наставнику разрешалось пороть его, если не появлялся к ужину с точностью до секунды, ему не позволяли есть до следующего вечера. В восемь-девять лет он уже был лучшим наездником, чем большинство мужчин, но как-то раз на охоте его конь отказался прыгнуть через живую изгородь, по другую сторону которой протекал ручей, – то ли потому, что Джордан был слишком мал, чтобы заставить его, то ли просто побаивался. Несмотря на то что ни один из всадников не осмелился сделать это, дядя в присутствии всех обвинил Джордана в трусости и заставил взять препятствие.

– Подумать только, – сдавленно прошептала Александра, – а я-то верила, что дети, которые росли с отцом, куда счастливее меня. И он прыгнул?