Люби меня вечно

— Да, наверное.

Кимберли была удостоена чести встретиться с наследником Ротстонов вскоре после своего приезда в Шерринг-Кросс. Она с первого же взгляда полюбила прелестного мальчика и часто его навещала.

Усевшись рядом с Меган на одеяле, она протянула руки к малышу:

— Можно мне его подержать?

— Господи, конечно! — с облегчением ответил герцог, передавая ей сына. — Хватит с меня того, что я участвую в пикнике посреди зимы! — Он бросил на жену раздосадованный взгляд. — Я умираю с голоду, черт подери, и не могу съесть ни кусочка — мистер Многорук все у меня выхватывает.

Меган рассмеялась.

— Позволь выступить в качестве переводчика, Кимберли. Он хочет сказать, что все это время кормил Юстина и получал от этого такое удовольствие, что сам даже забыл поесть!

— Ах, ну, может быть, тогда остальным что-нибудь достанется!

Кимберли напряженно застыла, но Лахлан все равно устроился на одеяле рядом с ней. Неудивительно, что она не увидела его, войдя в оранжерею (а она искала его взглядом): оказывается, он шел следом за ними!

— Да, присоединяйтесь к нам, Лахлан! — несколько сухо проговорила Меган, подчеркивая, что он уже сделал это без приглашения.

Он ухмыльнулся, как всегда, нисколько не смутившись.

— Прекрасное время для пикника, — сказал он Меган, а потом его полный ласки взгляд обратился к Кимберли и уже больше от нее не отрывался. — Правда, Ким?

— Да, наверное, — неохотно согласилась она. Оказавшись рядом с ним, она уже не чувствовала себя непринужденно. Лахлан всегда так на нее действовал. И, похоже, то же самое происходило с герцогом — хотя и по другой причине. Он кивнул Лахлану — хоть и очень отрывисто. Кимберли удивилась. Очевидно, у них снова установятся прохладные отношения типа «постараюсь не обращать на него внимания».

А что до опухшей губы герцога… Ну, Кимберли, конечно, не будет об этом спрашивать. Однако определенные мысли это вызывало.

— Ты прекрасно смотришься с малышом на руках, милочка, — наклонившись, прошептал ей на ухо Лахлан. — Но, думаю, ты будешь выглядеть еще лучше, когда станешь держать моего малыша.

Кимберли залилась румянцем; на ее счастье, Меган и Девлин выкладывали на одеяло различную снедь из корзинки для пикника, чтобы разделить ее между всеми, и не слышали этих слов. Но, конечно, если он продолжит в том же духе, кто-нибудь из присутствующих его обязательно услышит.

Поэтому Кимберли прошипела:

— Изволь придерживаться пристойных тем, пока мы не одни! Или я прошу слишком много?

— Ага, боюсь, что слишком, — со вздохом ответил он, будто действительно сожалел о том, что не может выполнить ее пожелания, — так она ему и поверила! — Когда я рядом с тобой, думаю о продолжении рода.

Кимберли ахнула и поспешно отвернулась. Она вообще не станет реагировать на такие слова! За спиной она услышала негромкий смех.

— Постарайся не краснеть, милочка. Тебе это так идет, а мне ужасно нравится. Придется тебя поцеловать, чтобы доказать это.

Она снова резко повернула голову, ответив ему гневным взглядом:

— Если ты посмеешь, то я…

— Ага, ответишь на мой поцелуй — я знаю, — прервал он, кивая. — И тогда покраснеешь еще сильнее, и мне захочется утащить тебя в такое место, где я мог бы целовать тебя как полагается.

До чего странное ощущение: она одновременно искренне возмутилась — и возбудилась при мысли, как он ее утащит, чтобы «целовать как полагается». Она не сомневалась, что «как полагается» на самом деле значит — как не полагается.

Господи, да она совсем сошла с ума: позволяет ему приводить ее в ярость своей дерзостью, возбуждать чувственными словами — и все это на людях. А попытайся она действовать так, как он заслуживает, — снова окажется в центре скандала! Но он не станет ей докучать, если она не будет отвечать ему. Придется приложить все силы, чтобы скрыть от него свою реакцию.

Она обратилась к Меган:

— В корзинке не найдется фруктов? Я бы, пожалуй, не отказалась.

Лахлан прошептал за ее спиной:

— Трусиха!

Его негромкий смех прозвучал дьявольски. Кимберли не отреагировала, по крайней мере ничего ему не сказала. Но все равно покраснела.

Глава 37

В течение следующих нескольких дней гости постепенно разъехались из Шерринг-Кросса. Некоторые отправились домой потому, что уже приближалось Рождество. Других пришлось немного поторопить с отъездом — Бабуля без всяких колебаний во всеуслышание объявила, что развлечения закончились.