13 несчастий Геракла

– Ну, не знаю.

– А! То-то и оно! Денег сунула!

– Взятку! – прозрел я.

– Точно.

– И сколько?

– Да говорят, новый паспорт сто баксов стоит, где их взять?

Я пошел к выходу. Ладно, предприму еще одну попытку честным путем получить документ, но, если и в следующий приход увижу, что Степан Аркадьевич не торопится мне его выдать, заплачу взятку. Ей-богу, собственное здоровье дороже. Больше не могу простаивать в этой очереди.

В доме, где предположительно проживал Бекасов, не работал лифт. Я принялся преодолевать огромные лестничные пролеты. Здание старое, если не сказать старинное, девятая квартира на третьем этаже, но высота потолков в помещениях небось под пять метров. Третий этаж тут соответствует седьмому в блочной новостройке.

Я с трудом взобрался вверх и позвонил. Дверь распахнула совершенно бесплотная девочка лет семи.

– Вам кого? – пропела она чистым голоском.

Я улыбнулся:

– Скажи, ангел, Артем Иванович…

Девчонка не стала дослушивать фразу, она повернулась ко мне спиной и заорала:

– Деда, к тебе аспирант пришел.

В конце длинного широкого коридора распахнулась дверь, и густой бас прогудел:

– Входите, милейший Андрюша, что-то случилось? Вроде мы на завтра договаривались.

Потом в коридоре возникла высокая, подтянутая фигура. Артем Иванович быстрым шагом приблизился. Я изумился: он выглядел лет на сорок.

– Вы ко мне? – удивленно воскликнул он.

Я кивнул.

– Проходите в кабинет, – велел Артем Иванович.

В просторной комнате были плотно задернуты шторы и горела многоламповая люстра. Ее яркий свет заливал книжные полки, забитые томами, стол, на котором громоздились папки и журналы с закладками, кипы газет, стопки рукописей.

Артем Иванович опустился в глубокое кресло и сделал приглашающий жест рукой.

– Прошу вас, любезнейший, что за дело привело вас ко мне? Впрочем, кажется, я догадываюсь. Хотите устроиться соискателем на мою кафедру? Кто вас прислал?

Его лицо было ярко освещено, и я понял, что Бекасову хорошо за шестьдесят. Обманчивое впечатление молодости создают худощавая фигура, быстрые движения и копна темных волос без всякой седины.

– Так вы откуда, милейший? – улыбнулся Артем Иванович. – Не конфузьтесь так, право слово, я не кусаюсь! Всего лишь мирный академик, а не каннибал. Так кто вас прислал?

– Профессор Талызин, – ляпнул я.

Густые брови профессора поехали вверх.

– Кто? – изумленно переспросил он.

– Талызин С.И., – чувствуя себя полным идиотом, ответил я.

– Савелий Иосифович Талызин?! Но этого просто не может быть.

– Почему же?

– Савелий Иосифович скончался… дай бог памяти, кажется, в тысяча девятьсот шестидесятом году. Вы, очевидно, в то время еще были в пеленках, если, впрочем, вообще родились!

– Меня к вам привело это письмо, – ответил я, протягивая бумагу.

Артем Иванович повертел послание.

– Извините, голубчик, ну ничего не понимаю!

– Я – частный детектив.

– Кто? Наемный сыщик? Вроде Эркюля Пуаро? – весело заблестел глазами академик. – Люблю криминальный жанр с молодости. У меня вон в том шкафу одно из лучших в столице собраний полицейских романов. Привозил из всех стран, где бывал. Но сделайте милость, объясните, как к вам попало это письмо.

Я глубоко вздохнул и стал излагать суть дела.

Артем Иванович оказался идеальным слушателем, он ни разу не перебил меня, только изредка кивал головой и кхекал. Когда я иссяк, академик переспросил:

– Значит, я консультировал Кузьминского в пятидесятых годах?

Я кивнул. Ванда Львовна уволилась именно в это время.

Академик встал, подошел к одному из шкафов, распахнул дверцы из темного дерева, передо мной возникли плотные ряды папок.

– Кузьминский, Кузьминский, – бормотал ученый, оглядывая полки, – вот, кажется, нашел!

С видимым усилием он вытащил картонный переплет, сдул с него пыль, положил на стол, раскрыл и воскликнул:

– Конечно! Как я мог забыть! Это же Сережа, сын Петра Фадеевича.

– Точно, – подскочил я, – именно о нем и речь!

– И что вас интересует?

– Почему Петр Фадеевич обратился к вам?

– Ну, батенька, – пробасил Бекасов, – есть такое понятие, как врачебная тайна. Я хоть и не доктор, просто психолог, но тоже не имею права рассказывать о пациентах.

– Речь идет о преступлении, – напомнил я. – Хорошо, тогда я сам скажу. Петр Фадеевич подозревал сына в убийстве своей второй жены Варвары? Спрашивал совета, как поступить с мальчиком?