44  

– Можно подумать, что ты – иной.

– Иной. Я несовершенен, но все, что можешь ты, во мне развито по максимуму. Ты не понимаешь живых людей. Хватаешь одну-две детали, и дальше лепишь свои отражения. Я – мог бы говорить о настоящих людях. Ты раздуваешь любую жизненную проблему во вселенский конфликт. Я – мог бы говорить о мире во всем его многообразии.

– Спасибо за комплимент.

– Это только начало, – Слава усмехнулся, открыл дверь тамбура, запустил окурок в щель между вагонами. – Идем, сейчас поезд тронется.

Ярослав помедлил, прежде чем двинуться следом. Было ощущение плевка в лицо – пусть даже ни одно слово Визитера не было для него неожиданным. «Мысль изреченная есть ложь…» Куда там. Мысль изреченная – есть пощечина.

– Не комплексуй, – бросил через плечо Слава. – Если мы победим, то напишем такое…

– Ты напишешь.

– Да нет же, вместе. Я могу лишь то, что можешь ты. Так что – подтянешься.

Старушка уже обустраивалась в купе. Столик заполнили полиэтиленовые пакеты с баурсаками, мясом, куртом, казы и неизменными в дороге вареными яйцами – очевидно, это был самый яркий пример пересечения культур.

– Я выгреб весь твой холодильник, – сказал Слава. – Но там оказалось немного продуктов.

Он сдернул сумку с полки, расстегнул молнию.

– Зато коньяк ты нашел.

– Конечно…

Ярослав молча смотрел как Слава сдирает акцизную марку, жестяной колпачок, полиэтиленовую пробку, поморщившись, нюхает горлышко…

– Пойдет. Что, поехали?

Старушка, забравшаяся с ногами на полку, безучастно наблюдала за ними.

– Ваше здоровье, бабушка, – сказал Визитер.

Ярослав принял от него бутылку, усмехнулся:

– Есть же стаканы, урод.

– Ничего, все свои. Давай, ты всегда верил в снятие стрессов алкоголем.

Коньяк был все-таки мерзким. Ультразвуковая возгонка дубовых опилок… французского винодела хватил бы инфаркт, увидев, как готовят коньяк в Азии.

– Я думаю, мы уже не успеем спиться, – сказал Слава, с улыбкой наблюдая за ним. – Так что, давай…

– Как ты думаешь… – Ярослав перевел дыхания, возвращая бутылку, – кого выбьют первым?

– Вчера я называл мальчика и старика.

– А сегодня?

Визитер пожал плечами.

– Сегодня я не хочу думать, Ярик. Но одно могу сказать точно – прежде чем доберемся до Москвы, список сократится.

2

Владислава Самохина близкие друзья за глаза называли «следак». Он действительно когда-то служил в органах. Увольнение – увы, не по собственному желанию – его особо не огорчило. Жизнь предоставляла предприимчивому, неглупому, пусть и немолодому уже человеку достаточно возможностей. Жизнь была хороша. Она состояла из лохов, не способных ни отстоять свои права, ни взять чужое, и приятелей – умеющих и то, и другое.

В уютной нише торговли недвижимостью фирма, совладельцем которой он был, занимала совсем небольшое место. Но – очень, очень теплое.

Отношения Владислава с его единственным начальником – Геннадием Морозовым – были скреплены многим. Не в последнюю очередь рядом удачных операций, когда завещавшие свои квартиры фирме престарелые москвичи умирали после пары месяцев обещанного «пенсиона». Своей смертью, конечно, умирали. Как может быть иначе.

Здоровье старого человека – такая хрупкая вещь. Порой удивляешься, какие невинные причины могут вызвать летальный исход.

Жаль лишь, что последнее время старики предпочитали умирать с голоду, но не подписывать никаких документов на свои несчастные квадратные метры…

Сегодня с утра Самохин принял сегодня двух клиентов. Особого интереса они не вызывали. Он все же послал ребят осмотреть и оценить квартиры – одна в Медведково, другая в Выхино. Немного, конечно, заработать можно и на таких вариантах.

Появившийся после обеда Морозов лишь махнул рукой, когда Самохин начал отчитываться о работе.

– Потом. Пошли, покурим.

Всегда аккуратный, высокий, с холеным, хоть и нервным лицом, Морозов обычно не утруждал себя курением вне кабинета. Хороший итальянский кондиционер прекрасно справлялся с дымом.

Владиславу не надо было больше ничего объяснять. Он вообще не курил уже лет пять, и фраза была лишь поводом выйти во двор. Морозов, бывший ранее журналистом в какой-то прикормленной провинциальной газетке, панически боялся подслушивания. Может быть, и не без оснований – временами ФСБ и КНБ проводили шумные, показательные расправы над фирмами, подобными их «Компромиссу».

  44  
×
×