69  

Вам, о маловер, интересно знать, какие промахи нашел я в Вашей «Миньоне»… Прежде чем указать на них, предупреждаю, что они имеют скорее «трагический» интерес, чем критико-литературный. Уловить их может только пишущий, но никак не читатель. Вот они… Мне кажется, что Вы, как мнительный и маловерный автор, из страха, что лица и характеры будут недостаточно ясны, дали слишком большое место тщательной, детальной обрисовке. Получилась от этого излишняя пестрота, дурно влияющая на общее впечатление. Боясь, что читатель Вам не поверит, Вы в доказательство того, как может иногда сильно влиять музыка, занялись усердно психикой Вашего фендрика; психика Вам удалась, но зато расстояние между такими моментами, как «amare, morire»[22] и выстрелом, у Вас получилось длинное, и читатель, прежде чем дойти до самоубийства, отдыхает от боли, причиненной ему «amare, morire». А нельзя давать ему отдыхать; нужно держать его напряженным… Эти указания не имели бы места, если бы «Миньона» была большою повестью. У больших, толстых произведений свои цели, требующие исполнения самого тщательного, независимо от общего впечатления. В маленьких же рассказах лучше недосказать, чем пересказать, потому что… потому что… не знаю почему… Во всяком случае, помните, что Ваши промахи только я один считаю промахами (весьма неважными, «трагическими»), а я очень часто ошибаюсь. Быть может, Вы правы, а не я… Я, надо заметить, очень часто ошибался и говорил не то, что думаю теперь. Стало быть, моя критика ничего не стоит.

Ах, как мне хочется в Питер!

Получил сегодня от А. Н. Плещеева очень милое «дедушкино» письмо * . Жалуется, что Вы редко с ним видаетесь. Я оканчиваю рукопись для «Северного вестника». Как это трудно!

Поклонитесь Баранцевичу.

Весной я еду в Кубань, а летом буду жить с семьей в Славянске * . Не хотите ли жить вместе? Прожить в Славянске стоит в 3 раза дешевле, чем в Питере. Будет не скучно.

Моя повесть появится в мартовской книжке «Сев<ерного> вест<ника>». Странная она какая-то, но есть отдельные места, которыми я доволен. Меня бесит то, что в ней нет романа. Без женщины повесть, что без паров машина. Впрочем, женщины у меня есть, но не жены и не любовницы. А я не могу без женщин!!!

Напишите мне письмо подлинней, а я Вам отвечу тем же. Прощайте, Альба. Дай бог Вам здоровья.

Ваш А. Чехов.

Плещееву А. Н., 23 января 1888

362. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *

23 января 1888 г. Москва.


23 янв.

Милый и дорогой Алексей Николаевич, большое Вам спасибо за Ваше доброе, ласковое письмецо. Как жаль, что оно не пришло тремя часами раньше! Представьте, оно застало меня за царапаньем плохонького рассказца * для «Пет<ербургской> газеты»… Ввиду предстоящего первого числа с его платежами я смалодушествовал и сел за срочную работу. Но это не беда. На рассказ потребовалось не больше полудня, теперь же я могу продолжать свою «Степь». В своем письме Вы оказали моей повестушке такой хороший прием * , что я боюсь… Вы ждете от меня чего-то особенного, хорошего — какое поле для разочарований! Робею и боюсь, что моя «Степь» выйдет незначительной. Пишу я ее не спеша, как гастрономы едят дупелей: с чувством, с толком, с расстановкой. Откровенно говоря, выжимаю из себя, натужусь и надуваюсь, но все-таки в общем она не удовлетворяет меня, хотя местами и попадаются в ней «стихи в прозе». Я еще не привык писать длинно, да и ленив. Мелкая работа меня избаловала.

Кончу «Степь» к 1–5 февраля, не раньше и не позже. Пришлю ее непременно на Ваше имя, так как, дебютируя в толстых журналах, я хочу просить Вас быть моим крестным батькой. Вам не придется ездить в почтамт и засвидетельствовать повестку, так как вышлю я Вам посылку «с доставкой». Вы только заплатите четвертак, который я буду Вам должен. Ради бога, простите за беспокойство! У Вас и так много забот, а тут я еще одолеваю Вас своими пустяками, да еще покушаюсь на четвертак…

Островский мне очень и очень понравился * . С ним не только не скучно, но даже весело… Да, он годился бы в критики. Он имеет хорошее чутье, массу читал, по-видимому, очень любит литературу и оригинален. Я уловил несколько оброненных им определений, которые целиком можно было бы напечатать в учебнике «Теория словесности». Я к нему обязательно побегу, как только покончу со «Степью». После того как я поговорил с ним о моем выкидыше «Иванове», я узнал цену, какую имеют для нашего брата такие люди.

  69  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×