Снеговик

— Хайле Селассие, — сказал Харри. — Джа растафари!

— Все-то ты знаешь.

— Только из песен Боба Марли. Что ж, это объясняет их связь с Африкой.

— Возможно. — Катрина поменяла позу: теперь левая нога лежала на правой. Харри отвел глаза. — Ролф и Сильвия уволились отовсюду и примерно на год уехали в Западную Африку. Для обоих поездка вышла довольно познавательной. Ролф обнаружил, что его призвание — помочь Африке встать на ноги. А Сильвия, которая вытатуировала на спине флаг Эфиопии, поняла, что люди только в Африке могут быть самими собой. И они открыли этот магазинчик, «Вкус Африки». Ролф — чтобы помочь беднейшему континенту, Сильвия — привлеченная комбинацией идеи дешевого импорта и государственной поддержки, что обещало легкие деньги. Как раз тогда ее взяли на таможне в Форнебу с рюкзаком, полным марихуаны. Она летела из Лагоса.

— Смотри-ка!

— На суде она заявила, будто понятия не имела, что находится в рюкзаке, так как по дружбе взялась перевезти эту посылку одному проживающему в Норвегии нигерийцу от его семьи.

— Хм… Что еще?

— Ане нравится Ролф. Он вежливый, рассудительный и безгранично рад своему отцовству. Но при этом совершенно слеп во всем, что касается Сильвии. Она дважды бросала его и детей и уходила к другому мужчине. Но когда эти мужчины сами бросали ее, она возвращалась, и Ролф радостно принимал ее обратно.

— Чем это она его зацепила, интересно…

В ответ Катрина Братт улыбнулась почти грустной улыбкой и посмотрела куда-то в сторону, теребя край юбки:

— Обычное дело, насколько я понимаю. Разве можно уйти от человека, с которым у тебя отличный секс? Можно пробовать сколько угодно, но потом все равно возвращаешься. Мы так примитивно устроены, да?

Харри медленно кивнул и осведомился:

— А что у нее были за мужчины?

— Разные. Чаще — неуверенные в себе.

Харри глянул на нее искоса, решил не развивать эту тему и спросил:

— Ты виделась с Ролфом Оттерсеном?

— Да, он пришел через десять минут, после того как ты уехал, — ответила Катрина. — И выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. О хирургической клинике на Бюгдёй он никогда ничего не слышал, но разрешение на разглашение врачебной тайны подписал. — И она положила сложенный листок ему на стол.

На низких трибунах стадиона гулял ледяной ветер. Харри смотрел на конькобежцев, скользивших по дорожкам. Техника у Олега за последние годы стала намного лучше. Каждый раз, когда соперник ускорялся и готов был его обойти, Олег сгибался пониже, слегка налегал и стремительно выходил вперед.

Харри позвонил Эспену Лепсвику, чтобы обменяться информацией, и узнал, что в тот вечер, когда пропала Бирта, в ее районе был замечен темный седан. Время было позднее, никто его толком не разглядел. Больше он там не появлялся.

— Темный седан, — кисло пробормотал Харри, — темным вечером.

— Да, — вздохнул в ответ Лепсвик, — я понимаю, что толку от этого мало.

Харри уже засовывал телефон в карман, когда чья-то тень заслонила ему свет.

— Простите, я опоздал.

Он взглянул в улыбающееся над ним жизнерадостное лицо Матиаса Лунн-Хельгесена.

— А вы, Харри, занимаетесь зимними видами спорта? — спросил посланец Ракели.

У этого Матиаса такой прямой взгляд и искреннее лицо, решил Харри, как будто он, когда говорит, сам к себе прислушивается.

— Да не особенно. Немного на коньках бегаю. А вы?

Матиас отрицательно покачал головой:

— Но я решил, что когда мой жизненный путь подойдет к концу и я стану таким немощным, что не захочу больше жить, то отправлюсь на подъемнике на вершину вон той горы. — Он показал пальцем куда-то за спину Харри, но тот, не оборачиваясь, понял, что он имеет в виду. Трамплин в Холменколлене — самое красивое место во всем Осло, но и опаснейшее. Он виден из любой точки города.

— И прыгну. Но не на лыжах, а просто так.

— Драматический финал! — отозвался Харри.

— Сорок метров свободного падения, — улыбнулся Матиас. — Всего несколько секунд.

— Однако, насколько я представляю, это случится не так скоро.

— С моим уровнем анти-эсцеэл-семьдесят в крови — в любой момент, — просиял Матиас.

— Анти-эсцеэл?..

— Ну да. Пока, конечно, антитела в порядке, но ухудшение может произойти когда угодно, и на этот счет не стоит обольщаться.

— Хм. А я считал, когда врач думает о самоубийстве, — это ересь.