Другие времена, другая жизнь

— Несколько месяцев назад Лиске удалось, не без помощи нескольких услужливых идиотов из военной разведки, реанимировать уже почти списанное дело о захвате западногерманского посольства. По нашему мнению, они открыли так называемый канал, по которому они могут гнать любую дезу, могущую повлиять на Хелену Штейн и ей подобных…

Почему у него такой странный вид? — подумал Юханссон. Куда девалась обычная сардоническая ухмылка, это же его всем известный бренд…

— Звучит довольно странно, если учесть добрые отношения между нашими странами… Но продолжайте, я слушаю. И, если можно, поконкретнее.

— Не сейчас, — сказал Юханссон. — Но мы, разумеется, будем отслеживать ситуацию и информировать вас как можно более подробно.

— Так это же замечательно! — воскликнул госсекретарь. — Мы предупреждены, следовательно, готовы к любым неожиданностям. И больше всего ситуация на руку самой Штейн. Она может не опасаться, что американцы станут дергать ее за удила.

И тебя может не опасаться, подумал Юханссон.

— Нет, американцы не станут «дергать за удила», — заверил Юханссон.

И ты не станешь, подумал он, не надейся.

— Вот и превосходно! — Госсекретарь словно не заметил легкости, с какой Юханссон с ним согласился. — Пока, правда, я не понимаю, в чем проблема. Что мешает назначить ее на должность?

— К сожалению, это невозможно.

— Что значит «невозможно»? — Госсекретарь уже не пытался скрыть раздражение. — Что она, убила кого-нибудь?

— Да. И это вторая проблема.

— Что?!

Этого-то ты не знал, подумал Юханссон, глядя в вытаращенные глаза госсекретаря.

И он рассказал всю историю, как Хелена Штейн заколола Челя Йорана Эрикссона одиннадцать лет назад. Примерно в тех же выражениях, как он рассказывал на оперативке следственной группе. Или мог бы рассказать — но не рассказал — лучшему другу.

После чего он доложил о принятых им мерах, описал всю бюрократическую цепочку от решения прокурора о списании дела до всех лично им поставленных штемпелей «совершенно секретно» и малейшего клочка бумаги, также лично отправленного в мельницу.

— Совершенно неправдоподобная история! — простонал госсекретарь и горестно помотал головой.

— Может быть. — Юханссон хотел добиться ясности еще в одном пункте. — Однако назначение фру Штейн представляет собой риск, на который премьер-министр, ваш шеф, пойти не имеет права.

Он подивился высокопарности собственных слов. Хотя все так и есть, подумал он. Словно бы орел истории задел своим могучим крылом лоб простого деревенского парня, каким он себя и считал в глубине души.

— Я вас прекрасно понял, — сказал госсекретарь, которому больше всего хотелось завыть в голос.

— Чтобы и вы, и я лучше поняли, о чем идет речь, попробую уточнить. Можно выделить четыре источника риска. Во-первых, утечка информации в нашем отделе. Нас, конечно, не без оснований считают людьми, умеющими хранить тайны, — по сравнению, скажем, с «открытым» сектором мы по части говорливости мало чем отличаемся от бетонной стены, — но все равно, этот риск не равен нулю, хотя я и оцениваю его как минимальный.

— Сколько человек в СЭПО посвящены в эту историю? — спросил госсекретарь.

— Вместе со мной — восемь. И еще человек семь, которые знают отдельные детали, и не исключено, что смогут свести их воедино и сообразить, где собака зарыта.

— И все они будут хранить тайну? — недоверчиво спросил госсекретарь.

— Я уже объяснил, — ухмыльнулся Юханссон. — Кстати, нас уже девять — считая вас.

— Что еще, кроме нашей болтливости?

— Коллеги в криминальной полиции Стокгольма. Дело Эрикссона будет передано им в том же виде, в котором оно поступило к нам — максимально бесшумно. И все равно, это открытое дело об убийстве, и нельзя исключить, что раньше или позже оно может попасть в достаточно компетентные руки и кто-то сумеет вычислить Хелену Штейн… Страшно представить, что начнется, если к тому времени она будет министром обороны. — Юханссона передернуло. — Ее вываляют в дерьме.

— Что дальше?

— Средства массовой информации. Какой-нибудь мозговитый журналист запросто может связать известное событие — захват посольства — с именами Эрикссона, Тишлера, Веландера и Штейн. Да еще одного из членов «банды четырех» внезапно убивают. Не все журналисты идиоты… далеко не все. И к тому же не надо забывать, что многие из них в то время были моложе и, вполне возможно, вращались в тех же кругах.