Песни сирен

Пока Пол все еще был без сознания, его удерживали над шипом крепкие кожаные ремни под мышками, которые привязывали его к спинке кресла. Обе его лодыжки тоже были привязаны к передним ножкам. Как только я ослаблю ремень, он будет предоставлен собственным ресурсам, зависящим от мускулов его икр и плеч, чтобы избежать кровожадного шипа, аккуратно прикрепленного в точности под его анусом. Поскольку кресло такое высокое, что только большие пальцы его ног могут коснуться пола, я не думаю, что он продержится очень долго.

Его глаза выразили тот же панический страх, который уже был мне знаком по глазам Адама. Но положение, в котором он оказался, – это ведь дело его рук. Я так и говорю ему, прежде чем снять клейкую ленту со рта.

– Я понятия не имел, совершенно не имел, – пролепетал он. – Мне жаль, мне очень жаль. Позвольте помириться с вами. Только отвяжите меня, и я обещаю, что мы начнем все сначала.

Я качаю головой.

– Роберт Максвелл сказал одну очень правильную вещь. Доверие подобно девственности – утратить его можно только один раз. У вас душа предательская, Пол. Как же я могу вам верить?

Зубы у него стучат – вряд ли от холода.

– Я совершил ошибку, – лепечет он. – Я это понял. Всякий человек может ошибиться. Пожалуйста, все, о чем я прошу, дайте мне возможность исправить ее. Я могу, я обещаю!

– Тогда докажите, – говорю я. – Докажите, что говорите серьезно. Докажите, что хотите меня.

Я смотрю на его съежившийся пенис и мошонку, и это вместо ожидаемой красоты! Он опять обманул меня.

– Н-не здесь, не так. Я не могу! – Его голос превратился в жалобное завывание.

– Либо так, либо никак. Здесь или нигде, – говорю я. – Кстати, если вам интересно, знайте, что вы привязаны к креслу Иуды. – И я подробно объясняю ему, как работает это кресло. Мне хотелось, чтобы он сделал выбор, основанный на знании. Пока я говорю, его лицо становится серым и липким от страха. Когда я объясняю насчет электричества, он совершенно утрачивает самообладание и контроль над мочевым пузырем. Вонь душит меня.

Я бью его с такой силой, что голова с треском ударяется о заднюю доску Иудина кресла. Он кричит слезы выступают у него на глазах.

– Ах ты, грязный, вонючий младенец! – кричу я на него. – Ты не заслуживаешь моей любви. Посмотри на себя, обоссался и хнычет, как девчонка. Ты не мужчина.

Внезапно я понимаю, что изо рта у меня вылетают те самые слова, которые мать говорила мне, и слетаю с катушек. Я продолжаю бить его и по хрусту с наслаждением понимаю, что нос не выдержал удара кулака. Я вне себя от негодования. Он одурачил меня, выдал себя за кого-то другого! Мне казалось, что Пол – сильный и смелый, умный и чувствительный, а он просто глупая, трусливая, развратная свинья, жалкая подделка под мужчину. Как мне могло прийти в голову, что он станет достойным партнером? Он даже не сопротивлялся, просто сидел и мяукал, как котенок, позволяя бить себя.

Задыхаясь от напряжения и гнева, я останавливаюсь. Отойдя, презрительно смотрю на него и вижу, как слезы прокладывают дорожки поверх запекшейся на лице крови.

– Ты сам обрек себя на это, – шиплю я. Все мои планы развеялись как дым.

Теперь мне больше не хочется давать ему второй шанс, как Адаму. Мне не хочется любви Пола – ни при каких обстоятельствах. Он меня не заслуживает. Обойдя кресло, я становлюсь сзади и берусь за конец ремня.

– Нет, – скулит он. – Прошу вас, не надо.

– У тебя был шанс, – сердито говорю я. – у тебя был шанс, а ты его пустил на ветер. Тебе некого обвинять, – кроме самого себя. Явился и ссыт на пол, как младенец, который не может себя контролировать. – Я тяну за ремень так, чтобы он свободно скользил по скобе. А потом отпускаю.

Мускулы Пола мгновенно сжимаются, удерживая его на месте, в полудюйме от шипа. Я становлюсь так, чтобы он мог меня видеть, и медленно раздеваюсь, лаская свое тело, воображая, как оно ощущало бы его руки. Глаза у него лезут из орбит, так он старается удержаться. Я сажусь и начинаю медленно со вкусом мастурбировать, приходя в восторг от его попыток избежать контакта с шипом.

– Ты мог бы, – насмешливо говорю я, еще сильнее возбуждаясь, – заниматься любовью, вместо того чтобы изо всех сил пытаться сохранить задницу в пригодном для работы состоянии.

Если бы он действовал как Адам, наслаждение длилось бы дольше. Его крики боли смешивались с моими стонами наслаждения. Я вспыхиваю, как ракета Гая Фокса, огонь охватывает меня, я взрываюсь в оргазме и падаю на колени. Пол пытается высвободиться, но зубцы только сильнее врезаются в его нежную плоть. Я ложусь в кресло, наслаждаясь волнами удовольствия, протекающими сквозь меня. Стоны и крики Пола – весьма экстравагантный контрапункт сексуальному удовлетворению.