Там, где лес не растет

– Смотри, конис, кого я тебе… – начал было краснолицый охранник, но в это время Шатун шагнул вперёд, и слушать Кайрагелла сразу стало некому.

Коренга внимательно и, как он сам понимал, с зазорным любопытством рассматривал Альпина. Он никогда раньше не встречал мужчин, которым нравились бы другие мужчины. Хотя знал, ясное дело, что такие бывают. И вот теперь ему упорно лезло на ум услышанное накануне, как будто это-то и было самым что ни есть главным, и он помимо воли искал в облике кониса каких-то проявлений его странных привычек, хотя сам толком не представлял, каким именно образом подобные привычки должны были бы себя оказать. Ничего женственного во внешности Альпина определённо не сквозило. И, когда он смотрел на своих воинов, никакого превратного сластолюбия в его взгляде не отражалось.

А вот то, что этот человек двое суток не спал, видно было сразу.

И брату, обретённому спустя несколько лет, он радовался, как радуются самые обычные люди…

Они с Шатуном (которого Коренга никак не мог приспособиться даже мысленно называть Баерганом) обнимались, хлопали один другого по спинам и так быстро говорили по-нарлакски, что Коренге не удавалось выхватить из их речи даже те слова, которых он успел нахвататься. Молодой венн начал тихо надеяться, что встреча с братом изгладит в памяти кониса доношенье «живого узорочья» о нём и его крылатой собаке, но напрасно. У хорошего вождя ничто из памяти просто так не изглаживается.

– Вот уж не думал я, что увижу тебя именно здесь! – наконец сказал Шатуну государь Альпин. – Да к тому же в обществе удивительного странника из далёкой страны! Владетель симурана, подойди к нам.

И пришлось Коренге толкнуть рычаги, выезжая на тележке вперёд.

– Здрав будь, кунс нарлаков, – сказал он по-сегвански.

Некоторое время конис рассматривал их с Тороном, и любопытство в его глазах было гораздо более пристойным, нежели то, которое только что явил сам Коренга. Потом Альпин проговорил:

– Немалое мужество потребно для того, чтобы пуститься в дальний путь одному в маленькой повозке. Но я вижу, что чужестранец, обещавший показать мне симурана, ошибся. Тот человек увидел замшевый чепрак и принял его за свёрнутые крылья. Эта собака – просто северный волкодав вроде тех, что мне подарили недавно. Я-то думал, в целом свете нет собак свирепей моих белых халисунцев, однако новые псы меня сразу разубедили… Чем я заглажу причинённое тебе беспокойство, друг мой?

Обычно Коренга только задним числом, с большим запозданием соображал, как следовало себя вести с тем или иным человеком, но всё-таки иногда его посещали наития. Он поставил Торона перед собой и распустил завязки попонки. Он сказал:

– Ты прав, государь. Ты зришь не симурана, а всего лишь тумака: его матерью была самая обычная сука…

Торон с наслаждением взмахнул освобождёнными крыльями, чуть не сдув костерок, горевший перед шатром. Кое-кто из окружения кониса, в том числе даже Кайрагелл, невольно попятился прочь. Альпин остался стоять на месте, лишь чуть прищурился. Всё-таки он был настоящим воином и вождём, и кому какое дело, чьими танцами ему нравилось тешиться! Коренга понял, что поступил разумно, открыв ему правду.

Торон же уселся и, развернув одно крыло, в укоризну хозяину принялся выкусывать воображаемых блох.

– Вот как, – помолчав, проговорил Альпин. – Эй, позовите арранта! А вы, добрые странники, не откажите разделить ужин под кровом моего шатра. Моя стряпуха, конечно, не так красива, как благородная Алавзора, но, думаю, похлёбку состряпала не менее вкусную…

ГЛАВА 40

На солнышко да на сковородку

Пока бегали за аррантом, конис взял за руку госпожу Алавзору, и Коренга поневоле вновь вспомнил слышанное когда-то: будто бы мужчины вроде Альпина испытывали к женщинам непреодолимое отвращение, чуть ли не ужас. Вот и думай теперь, то ли люди по обыкновению болтали пустое, то ли конис слишком хорошо умел прятать всё не вязавшееся с его правдой вождя. Он смотрел на госпожу Алавзору, как любезный и ласковый брат. Он что-то сказал ей, слегка усмехаясь углом рта. Коренга не понял слов, произнесённых на совсем чужом для него языке, да и не дело вслушиваться в предназначенное не тебе, но усмешка кониса зацепила его. С таким видом человеку пересказывают направленную против него сплетню: «Я, конечно, не верю, но вот что про тебя бают…» Он почти не удивился, когда на лице Шатуна появилась почти та же усмешка, только более откровенная и презрительная. Шатун произнёс всего одно слово, как плюнул. А потом и в самом деле плюнул на землю.