Старик Тикарам, вроде бы устало дремавший около своего пестеря, приподнял голову и зорко, внимательно посмотрел на лубяное крыло в руках Коренги. Молодому венну показалось даже, что старец готов был ему что-то сказать, посоветовать, но нет. Тикарам лишь зябко поправил плащ и снова опустил голову на руку.
– Не всякому морскому сегвану рожает детей аррантская красавица, – сказал Шатун, сидевший по ту сторону костра. – Доведётся ли узнать, как так получилось?
Эория задумчиво смотрела в огонь.
– Тайна невелика, – проговорила она. – Отец моей матери был торговец из Каври и ходил по морям на собственном корабле. Людям кажется, что арранты крепко владеют мореходным искусством и только нам, сегванам, в нём уступают. Нам море дом родной, а они в нём гости, хотя и досужие[49]. Мой аррантский дед даже возил с собой жену и дочку на выданье и не считал, что это слишком опасно. Торговцы часто так поступают, чтобы не разлучаться с семьёй. И бывает, что одному купцу помогает толковый сын, а другого сопровождает заботливая дочь… если, конечно, у них вырастают правильные дети. И когда купцы сходятся в харчевне на пристани где-нибудь в далёком краю, между ними нередко затеваются разговоры о свадьбе. Многие купцы друг другу родня, так что в Аррантиаде их порой даже чтут за особое племя. Такой гость торговый куда ни приедет, всюду найдёт и лабаз для товаров, и помощь в беде. Мой дед уже присматривал младшей дочери хорошего жениха – из своих, конечно. Но однажды в Тин-Вилене за соседний стол сели сегваны во главе с молодым предводителем. Они разговорились, и вождь пригласил деда посмотреть свою «косатку»…
«Которая называлась «Поморник»", – дополнил про себя Коренга. По его мнению, Эория говорила очень занятно и складно, являя столь ценимое морским народом умение обращаться со словом. Коренга поневоле вспомнил, как сам врал о себе её грозному батюшке, лёжа на палубе корабля, и задумался, много ли правды было в рассказе сегванки. Кто поручится, что у неё не были, как у него самого, заготовлены на каждый случай разные баснословные повести?..
Так-то оно так, но Коренге упорно казалось, будто Эория говорила безподмесную правду. Его взяла злая обида на себя и на своё родовое наследие, не дававшее ему говорить о себе открыто и свободно, как говорила она. Потом он обратил внимание, что она не упоминала ни имени отца, ни того, что он был кунсом, и странным образом утешился.
А Эория продолжала:
– Деду понравился и корабль, и сам предводитель, и он стал думать, что от такого родства мог бы быть прок, потому что для аррантского купца первый страх – встретить в море боевую «косатку». Да и дочка с молодого морехода прямо глаз не сводила…
Коренга попробовал представить себе кунса Чугушегга молодым, весёлым и без седины в бороде. Ему невольно подумалось, что аррантскую девчонку вполне можно было понять.
– Так поженились мои мать и отец, – сказала Эория. – Но длиннобородому Храмну было угодно, чтобы корабль деда разбился всего два года спустя. Братьям матери оказалось довольно товаров, которые им привозили из Шо-Ситайна и Мономатаны. Они не захотели торговать с Островами, и отец перестал с ними знаться. А мать умерла, когда мне было три зимы от роду. Вот и вышло, что у нас с братьями аррантского одни только имена и остались.
Старик Тикарам снова приподнял голову. В его взгляде, устремлённом на воительницу, Коренге почудилась жалость.
– Скажи, дитя, – проговорил старец, – твоей матери, выросшей в солнечной Аррантиаде, в тени оливковых рощ, наверное, холодно было среди туманных льдов и снегов?
Эория усмехнулась.
– Ты ошибаешься, – ответила она, – если думаешь, будто она простудилась в метель или утонула в проруби. Отец говорил, наш мороз только разжигал её щёки румянцем, а ветер с океана давал весёлый блеск глазам. Да, оливы у нас не растут, но никто лучше матери не выучился делать клюквенный мёд и подавать его к рыбе… Однажды она просто уснула и не проснулась. На ней не было знака болезни, она лежала и улыбалась, только маленькое пятнышко синело вот здесь. – Эория указала пальцем на середину лба. – Тогда отец вспомнил, что она часто тёрла рукой лоб, как будто у неё устали глаза. Никто не знает наперёд, какая судьба постигнет его. И когда это случится.
ГЛАВА 38
Шатун
Она замолчала. Коренга понял, что тайна мешка, в котором утопили Ириллира, сегодня не будет раскрыта ему. А может, так вообще и ускользнёт от его любопытства. И конечно, лучший способ ничего не узнать – это пуститься в немедленные расспросы.