Лебединая дорога

Скегги видел несокрушимых седоусых бойцов, похожих на старого Можжевельника. Видел гордых и отчаянных молодых парней, которые могли бы побрататься с Видгой. И могучих мужей — не попятятся и перед Халльгримом Виглафссоном!

Но зато поодаль стоял кудрявый юнец не старше Видги, такой же сильный с виду, как сын хевдинга, и уж точно не меньше его ростом. Парень смотрел на мореходов, непримиримо выставив покрытую пухом губу. И лютая ненависть светилась в глазах! Его взгляд уперся в Скегги, как поднесенный к носу кулак.

Видно, что сейчас же с вызовом плюнул бы на землю — если бы не строгий княжеский запрет! С одной руки парня свисали поводья чалого коня, другой он прижимал к себе горько плакавшего Мала. Храбро державшийся в плену, дедов внучок теперь отчаянно ревел, уткнувшись в его тонко подпоясанный кольчужный живот. Наверное, эти двое были родичами.

Чалый ласково обнюхивал мальчишку, трогал губами красное оттопыренное ухо.

Посмотрев на них, Скегги отвернулся и затосковал… И вдруг смертельно захотелось домой. Туда, где, кажется, даже скалы над фиордом смотрели приветливее. Туда, где плескало на камни холодное море, осененное крылом серого утра, встающего из-за береговых гор…

За это Скегги не торгуясь отдал бы даже красивую и звонкую арфу, которую Видга купил ему в Бирке, на торгу.

Больше они, конечно, в тот день с места не двинулись… Дружины осторожно знакомились, а двое вождей долго беседовали на берегу. Халльгрим с трудом подбирал гардские слова. Но все-таки сумел рассказать конунгу и о Харальде Косматом, властно собирающем под свою руку фюльк за фюльком в Норэгр.

О его походе в Халогаланд, о прощании с родными местами…

Об удаче, приведшей к ним Ас-стейнн-ки, Халльгрим не поминал. Расскажет ему сама!

Князь слушал молча, должно быть, дивясь про себя непривычным названиям да именам. Только раз понимающе кивнул — когда Халльгрим завел речь про Бело-озеро и про вендского ярла. И вот наконец Виглафссон выговорил то, что нес в себе, оттачивая, от самого родного порога:

— Не называют люди приличным, если кто сразу заводит речи о деле… но я все-таки скажу, потому что тебе следует знать, зачем мы сюда пришли. Я пообещал своим людям, что у них будет здесь дом. И я не поднимал меча на тех, кто живет в твоей земле!

Чурила ответил ему так:

— Мыслю, ты говорил прямо, как это и следует мужу. И я так же с тобой поступлю. В моем доме ты гость, и я не прогоню тебя прочь. А в остальном будет так, как Господин Кременец о том порешит!

Ладно — ждать, чтобы гардский вождь тут же кинулся отмерять им землю, мог только глупец…

Халльгриму определенно понравился Торлейв гарда-конунг. И тем не менее вечером он приказал снять драккары с отмели и поставить их на якоря, подальше от берега, там, где глубина превышала человеческий рост. В эту ночь, как всегда, викинги ложились спать на кораблях.

Одна Ас-стейнн-ки осталась со своими — на берегу. Улеб забрал ее котомку с красной лодьи и ушел следом за ней. Скегги Скальд проводил его глазами и сник совсем. Он тоже не был больше нужен своей Ас-стейнн-ки. Навряд ли она теперь еще когда-нибудь зашьет ему рубашку…

А Звениславка сидела со своим князем на речном берегу. И он кутал ее от вечернего холода в свой плащ. И все время чувствовал ее теплое плечо подле своего. И мог взять ее за руку. И знал — покуда он дышит, в его власти оборонить ее от любой беды. И от себя он ее больше никуда не отпустит…

Сидели, и прямо из-под ног — вниз, вниз! — обрывалась песчаная крутизна, стремительно вниз, в омут, в котором не было дна, а вот водяной жил точно, ухал по ночам, тянул из пучины руки-коряги, это они оба помнили с малолетства… А за рекой, за отлогим волгасом, тонуло в надвигающихся сумерках широкое поле и за ним — никем до конца не пройденный лес, и был ли у него конец, у того леса?

Может, так и тянулся до самого края земли, до синей бездны, где живут солнце и ночь!

А позади, обласканные дождями, тихо стояли двойняшки-елочки, тянуло дымком, слышались голоса, фыркали пасшиеся кони…

Сидели, и обо всем было переговорено. И Звениславка уже успела найти рану у него на руке и длинный синяк, оставленный железными звеньями, впечатавшимися в тело, — все это причинил ему Халльгримов меч. И рассказать князю о том, как ее украли и продали заезжие гости, и услышать в ответ, как Чурила отчаялся в поисках, пошел к осени на полдень, встретил там какой-то хазарский отряд и устроил тем хазарам пир бранный — как раз в те дни, когда она гадала в далеком Сэхейме, вместе с зеленоокой Гуннхильд, отдаст или не отдаст бушевавшее море Эрлинга и черный корабль…