Украденный сон

Настя забрала списки и ушла к себе. Разложив на письменном столе горы статистической отчетности и аналитических материалов, она выдвинула центральный ящик и положила туда сотни Градовых. Ей хотелось по обыкновению запереть дверь и поработать спокойно, но она понимала, что сегодня этого делать нельзя. Пусть все, кому интересно, заходят и видят, что она готовит для Гордеева очередной ежемесячный аналитический отчет об убийствах, совершаемых на территории города, и об их раскрываемости.

Интересно оказалось всем. Ну пусть не всем, но многим. В течение ближайших двух часов в ее кабинете перебывало не менее десятка человек; и каждому она жаловалась на врачей, чуть не отправивших ее в госпиталь; на Ольшанского, который сам не знает, что делать с убийством Ереминой, и срывает на Насте плохое настроение; на Гордеева, который требует к завтрашнему дню аналитическую справку; на протекающие сапоги, из-за которых у нее постоянно мокрые ноги; вообще на жизнь, которая такая тяжелая, что лучше бы ее и не было. Все кивали, сочувствовали, просили налить кофе, стреляли сигареты и мешали работать. Настя едва успевала резким движением корпуса задвигать в стол ящик со списками, когда распахивалась дверь.

Хорошо еще, что по городскому телефону никто не звонил.

Когда дверь стала открываться в очередной раз, Настя подумала, что завтра у нее на теле точно будет синяк. Вошел Гордеев.

– Ты что трубку не берешь? До тебя Чернышев не может дозвониться.

Настя недоуменно взглянула на телефонный аппарат.

– Не было никаких звонков.

Она сняла трубку городского телефона, приложила к уху и протянула ее Колобку.

– Отключен. Глухо, как в могиле.

Виктор Алексеевич проворно подскочил к двери и запер ее изнутри на ключ.

– Отвертка есть?

– Откуда? – развела руками Настя.

– Бестолочь, – беззлобно бросил Колобок. – Ну хотя бы ножницы дай.

Он быстро осмотрел розетку, потом, ловко орудуя ножницами, вскрыл аппарат.

– Изящно, – констатировал он, разглядывая едва заметные невооруженным глазом повреждения проводов. – Простенько и со вкусом. Хочешь, развлечемся?

– Зачем? Я и так знаю, кто это сделал. И вы знаете.

– Мало ли что мы с тобой знаем. А вдруг да ошибаемся? И вообще, слишком уж спокойную жизнь ты ему устроила. Он тут, понимаешь ли, самый умный, самый хитрый, самый удачливый, все у него получается, как он хочет или как ему его хозяева велят, а мы с тобой ушами хлопаем и послушно идем у него на поводу, как безмозглые телята. Пора подергать его за нервные окончания, а то кабы не заподозрил чего-нибудь. Он – работник опытный, прекрасно знает, что гладко бывает только на бумаге, а в жизни обязательно что-то срывается, идет наперекосяк. Пусть развлечется, поломает голову: в чем же он ошибся.

– Все равно не понимаю, – она пожала плечами. – На что он рассчитывал? Я давным-давно могла обнаружить, что телефон не работает. Это чистая случайность, что мне самой не надо было сегодня никуда звонить.

– И что бы ты сделала, сняв трубку и не услышав гудок?

– Не знаю. Наверное, попросила бы кого-нибудь посмотреть, в чем там дело.

– Кого именно?

Настя усмехнулась.

– Вы правы на все сто процентов, Виктор Алексеевич, я как раз к нему и обратилась бы. Во-первых, его кабинет рядом, следующая дверь после моей. Во-вторых, все знают, что он хорошо разбирается в аппаратуре и в бытовой технике. Ему постоянно приносят кофемолки, фены, электробритвы и прочую дребедень и просят починить. У него, кстати, и набор отверток есть, этим набором тоже все пользуются. Так или иначе, но мой испорченный аппарат мимо него не прошел бы.

– Вот-вот, – подхватил Гордеев, – он сам бы стал его смотреть и сказал бы тебе, что там такая хитрая неисправность, которую сразу устранить нельзя, нужна одна редкая деталька, и завтра он специально для тебя эту детальку из дома принесет и все починит. А сегодня тебе придется потерпеть без телефона.

– Ясно. Он не хочет, чтобы мне кто-то дозвонился из города. Причем не наш сотрудник, который меня может искать по десятку разных телефонов, в том числе и по вашему, а кто-то вроде свидетеля, у которого обычно есть только один номер, в этом кабинете. Сама-то я, если нужно, могу позвонить и с другого телефона. Как вы думаете, Виктор Алексеевич, от кого он меня оберегает? От Карташова?

– Все может быть. У тебя бутылка есть?

– Чего?