Украденный сон

– Значит, двадцать третьего октября, – уточнил Андрей, заглянув в календарик.

С фамилиями сотрудников, бывших в ту субботу в редакции, дело обстояло хуже. Редактор с уверенностью вспомнил только двоих, а насчет остальных сомневался. Но и это было неплохо. Имея две фамилии, можно попытаться восстановить остальные, так как есть точная дата. Ведь не каждую же субботу в редакции собираются одни и те же сотрудники.

Глава десятая

Что-то неуловимо изменилось в лице полковника Гордеева. Последние недели он выглядел вялым, безразличным ко всему, в том числе и к работе своего отдела, часто жаловался на головную боль и на сердце. Сегодня Настя увидела, что потухшие было глаза начальника снова загорелись, в них появился азарт. «Колобок почуял дичь», – подумала она.

За вчерашний день и нынешнее утро Виктор Алексеевич сделал невозможное. Он успел выяснить много интересного о том партийном боссе, по чьему указанию в тысяча девятьсот семидесятом году было сфальсифицировано дело Тамары Ереминой, из которого исчезло всякое упоминание о двух студентах, находившихся на месте преступления в момент убийства.

Итак, Александр Алексеевич Попов, имеющий двоих вполне обеспеченных детей и даже троих, почти совсем взрослых внуков, доживал свой век в доме престарелых. Поговаривали, что отношения с женой у него были не очень-то теплыми, и в свое время Александр Алексеевич чуть было не развелся, намереваясь жениться на другой женщине, к тому времени уже родившей от него сына. Супруга, однако, прибегла к испытанному по тем временам средству, и блудный муж был возвращен к семейному очагу жесткой партийной рукой, а скандал аккуратненько притушили. Тем не менее благородный Попов по мере сил и возможностей помогал внебрачному сыну, и хотя от армии уберечь не смог, зато потом устроил его в престижный институт.

– Интересно, – протянула Настя, – уж не сынка ли он спасал, убирая из уголовного дела свидетелей?

– Правильно мыслишь, – кивнул Гордеев. – Если твой Смеляков на старости лет ничего не напутал, то фамилии этих свидетелей – Градов и Никифорчук. К сожалению, бывший эксперт Рашид Батыров давно умер, так что перепроверить не у кого. Пока примем как рабочую версию, что один из них был внебрачным сыном Попова. Теперь слушай дальше, деточка. Дальше еще интереснее будет.

* * *

Гордеев положил перед собой сводки наружного наблюдения за двумя людьми: за парнем, вломившимся в квартиру Карташова, и за человеком, наводившим справки в поликлинике.

Санек, он же Александр Дьяков, сразу после ухода от Карташова отправился в школу, обыкновенную среднюю школу, которая в вечернее время сдавала свой спортзал в аренду клубу «Варяг». Что он делал в школе, установить не удалось, но минут через двадцать после его ухода из школы вышел еще один человек, личность которого, хоть и не сразу, но установили. Это некий дядя Коля, он же Николай Фистин, руководитель «Варяга», в прошлом дважды судимый за хулиганство и нанесение телесных повреждений. Поскольку до самого утра из школы больше никто не выходил, можно с уверенностью полагать, что Санек ходил на встречу именно с дядей Колей. Дядю Колю тоже проводили до дому.

С человеком, проверявшим Настю в поликлинике, дело обстояло не так просто. Он, по-видимому, был опытен и осторожен, потому что легко и непринужденно ушел от наблюдения, предварительно не проверяясь. Это означало, что подобным образом он действует всегда независимо от того, подозревает ли за собой слежку. Так что Гордеев и Настя располагали пока только описанием довольно необычных взаимоотношений этого человека с телефонами-автоматами.

Ночью Виктор Алексеевич получил из Центрального адресного бюро список всех проживающих в Москве Никифорчуков и Градовых…

– Никифорчуков меньше, я их возьму себе, – сказал полковник. – А то я уже старенький, мне перенапрягаться вредно. Бери себе Градовых, и начнем отсев.

Он протянул Насте пачку распечатанных с компьютера листов.

– Исходим из того, что год рождения сына Попова – не позже пятидесятого, коль он в семидесятом уже армию отслужил и учился в институте, но и не раньше сорок пятого, потому что Попов появился в Москве уже после войны, до войны он жил в Смоленске. История с внебрачным сыном – московского розлива, я узнавал. Дружок его по идее должен быть тех же лет, плюс-минус три года. Ему в семидесятом должно было быть не меньше восемнадцати, стало быть, год рождения – не позже пятьдесят второго.