Тот, кто знает

- О Господи, как вы меня напугали, - Наташа с облегчением перевела дух. - Я уж думала, кто-то из наших… Интересно, кого теперь Генсеком выберут вместо него?

- Завтра узнаем.

- Думаете, уже завтра внеочередной Пленум ЦК соберут? - с сомнением покачала головой Наташа. - Вряд ли так скоро, на это время нужно.

- Ой, Наташенька, какая ты у меня правильная, - засмеялась Бэлла Львовна. - При чем тут Пленум ЦК? Завтра в газетах опубликуют официальный некролог и назовут руководителя комиссии по организации похорон. Кто руководитель - тот и будущий Генсек. Все просто. Так всегда было, Брежнева хоронил Андропов, Андропова хоронил Черненко. Кто Черненко похоронит, тот и будет нами руководить, пока сам не помрет. Интересно, новый Генсек будет такой же старый или чуток посвежее?

- Побойтесь бога, Бэлла Львовна! Откуда такой цинизм? - пряча улыбку, заметила Наташа.

- Как это откуда? Оттуда же, откуда и у всех. В нашей стране все так думают, только не все вслух говорят. И не морочь мне голову своей идейностью, я ей цену знаю. И очень хорошо помню, как ты переписывала свой сценарий, имея в виду только одну цель - обмануть партийное руководство, а вовсе не следовать его указаниям. Я, между прочим, тоже член партии с сорок второго года, во время войны вступала в ряды коммунистов и свято верила во все, во что надо было тогда верить. Но это не значит, что к сегодняшнему дню я ослепла, оглохла и впала в маразм. Я все вижу, все понимаю и отношусь ко всему со здоровой критикой. Кстати, что ты собираешься делать с этим мясом? - спросила соседка, глядя, как Наташа вытаскивает кусок отварного мяса из кастрюли с только что приготовленным борщом.

- Еще не решила, - Наташа задумчиво разглядывала горячее мясо, от которого поднимался пар. - То ли мясной салат соорудить, то ли перемолоть и сделать макароны "по-флотски". Вы как думаете? А может, блинчики с мясом? Вадим макароны любит, Иринка - салат, а мальчики обожают блинчики. На всех не угодишь, мяса не хватит.

- А сама-то ты что хочешь?

- Сама я хочу картофельные пирожки с мясом, - призналась Наташа.

- Ну вот и сделай себе на радость, - посоветовала Бэлла Львовна.

- Сколько можно всем угождать? Ты ребенка носишь, тебе о себе думать надо, а не о них. Давай я тебе помогу, быстренько в четыре руки картошечку почистим, отварим и налепим пирожков. Сметаны только у меня нет. А у тебя?

- Есть немножко, но это для борща… Ладно, уговорили, делаем пирожки. Скоро Иринка из школы придет, мы ее в магазин пошлем за сметаной. Вадим мальчиков в зоопарк повел, они вернутся не раньше чем часа через два, мы как раз все успеем, - решила Наташа.

Они ловко начистили картофель и поставили его варить, а пока решили выпить здесь же на кухне по чашечке чаю.

- Как вы думаете, Бэлла Львовна, мальчики не станут ревновать, когда появится еще один ребенок?

Этот вопрос отчего-то мучил Наташу на протяжении всей беременности. Раньше она никогда об этом не задумывалась, хотя всегда знала: если бог пошлет - будет рожать еще раз.

- Как знать, - неопределенно ответила соседка. - Но мне кажется, твои опасения напрасны, мальчики еще слишком малы, чтобы вдоволь насладиться радостью быть единственным объектом родительской любви и не желать эту любовь потерять. И потом, их двое, а это в корне меняет дело. Каждый из них знает, что он в любом случае не единственный, и тогда уже не имеет значения, двое их или трое. А ведь я знаю, почему ты стала об этом задумываться.

- Да? - Наташа удивленно подняла голову. - А я вот не знаю. Просто задумалась - и все. И почему же?

- Люся, - коротко бросила Бэлла Львовна.

- Что - Люся? При чем тут Люся?

- При том, что она тебя достала. Достала, - по слогам повторила соседка. - В последний свой приезд, когда хоронили Александра Ивановича, твоя сестра вела себя так отвратительно, что ты поневоле стала задумываться над ее отношением к себе. Да-да, - кивнула она, поймав недоверчивый взгляд Наташи, - именно так. И додумалась, только признаваться в этом не хочешь. Ты права, Наташенька, между вами была слишком большая разница. Когда Галина Васильевна забеременела тобой, Люсе было уже шестнадцать, а когда ты родилась - семнадцать. Она всегда была эгоистичной и себялюбивой, и мысль о том, что папа и мама будут любить еще кого-то, кроме нее самой, была для нее невыносимой. Ты не можешь этого знать, а я-то видела, все на моих глазах происходило. Как она рыдала! Как с ума сходила от бешенства, когда выяснилось, что в семье появится второй ребенок! Как она этого не хотела! Галина Васильевна, твоя мама, не очень-то радовалась своей беременности, хотела на аборт идти, ей ведь уже сорок лет было. А папа очень хотел, чтобы она рожала, долго ее уговаривал, и уговорил-таки! Люся, естественно, знала, что мама тебя не хотела и что ты появилась только благодаря папиным уговорам. Какие истерики она закатывала, боже мой!