67  

Удар был для Ирочки, конечно, сильным, и глупо было бы надеяться, что она стойко перенесет его. Только к вечеру воскресного дня она начала понемногу отходить. Но в понедельник с утра она снова была мрачнее тучи, то и дело поглядывала на часы и вздыхала. Наконец, взглянув в очередной раз на циферблат, она горько вздохнула:

– Все.

И расплакалась. Было ровно 13 часов, и я понял, что все это время она носила в себе пусть слабую, но надежду, что мы передумаем. Теперь было уже поздно. Огромный белоснежный «Илья Глазунов» отправился в плавание по Черному морю, унося в своем чреве две пустые роскошные каюты-«люкс». Я чувствовал себя ужасно виноватым перед ней и перед своей дочерью.

Но эти слезы были последними. Ира понимала, что дело поправить уже невозможно и нужно смириться. Вытерев глаза и шмыгнув носом, она деловито переключилась на кухонно-обеденные проблемы.

За обедом мы изо всех сил старались развеселить Лилю и Ирочку, строя вслух какие-то феерические планы развлечений, которые мы себе устроим взамен круиза. Я обещал Лиле покатать ее на «блинчиках» и «гусенице» – она несколько раз меня просила об этом, но я постоянно отказывал ей из соображений безопасности: мне казалось, что моя дочь непременно перевернется и утонет, хотя на наших глазах сотни детей и взрослых садились в эти огромные надувные штуковины, привязанные тросами к катеру, и с визгами и криками мчались по волнам.

– Я разрешу тебе полетать на парашюте, – пообещала Татьяна Ирочке.

У них расклад сил был несколько иной. Парашют тоже привязывался канатом к катеру, и человек прямо с берега взмывал в воздух и десять минут летал на жуткой высоте над морем. Потом катер подруливал к берегу, сбрасывал скорость в точно определенном месте, и пляжный летун попадал прямо в объятия инструктора, который ловил его и аккуратно ставил на песок. Ирочка страшно хотела попробовать, но Татьяна запрещала ей это развлечение категорически.

– Пока ты будешь летать, я умру от страха за тебя, – говорила она. – Ты хочешь, чтобы у меня сделался припадок?

И потом, десять минут полетного удовольствия стоили сто тысяч рублей, или двадцать долларов, и рачительную Ирочку это несколько смущало.

– Друзья мои, по-моему, мы с вами засиделись дома. Надо прекратить это безразмерное обжорство и погулять. Пойдемте к морю, – предложил Мазаев.

Быстро убрав со стола и перемыв посуду, мы оделись потеплее и отправились на пляж. Ветер был противным, воздух – влажным, небо – пасмурным, да и настроение у нас было не самым радужным, хотя и по разным причинам. Но мы дружно делали вид, что веселимся и ликуем, как «весь народ» в известной «Дорожной песне» Глинки. По дороге в каком-то киоске я купил две бутылки шампанского и заявил, что мы непременно должны распить их на пляже под шум волн. Предусмотрительная Ирочка тут же начала заглядывать в витрины киосков и магазинов в поисках дешевых пластмассовых стаканчиков. Наконец стаканчики мы нашли, прикупив заодно и несколько шоколадок на закуску.

Пляж был совсем пуст и мрачен. Песок, в погожие дни горячий и золотистый, был холодным и серым, и длинные ряды пустых деревянных топчанов под тентами почему-то напоминали казарму. Мы медленно брели по вязкому песку к топчанам, чтобы расположиться поудобнее и открыть шампанское.

– Оно, наверное, теплое, – с сомнением сказала Ирочка.

– А я сейчас положу его в воду, через пятнадцать минут оно станет в самый раз, – весело ответил я и бодрым шагом отправился к воде.

Сняв обувь и присев на корточки, я закапывал бутылки в холодный песок в полосе прибоя, когда услышал за своей спиной крик:

– Лиля! Не трогай!

Я резко обернулся и увидел, как мой ребенок резво шагает к одному из топчанов, а Юра Мазаев в два мощных прыжка догоняет ее и хватает за руку. Забыв про бутылки с шампанским, я ринулся к ним.

– Что случилось? – спросил я, едва отдышавшись.

– Там книжку кто-то забыл, – жалобно ответила Лиля. – Я только хотела посмотреть. Честное слово, я знаю, что нельзя брать чужое, но я же не насовсем, я только посмотреть…

– Лилечка, иди к тете Тане, – ласково произнес Мазаев, подталкивая Лилю в сторону наших дам. – Попроси у нее шоколадку для меня и для папы.

Когда Лиля отошла на безопасное расстояние, Юра тихо сказал:

– Прости, Слава, не думай, что я дешевый паникер. Но я в Афгане таких штучек навидался. После того, что мы тут узнали и увидели, я всего боюсь. Ты иди к девочкам, последи, чтобы они близко не подходили. А я посмотрю, что это. Дай бог, чтобы я ошибся.

  67  
×
×