101  

– Она продолжала не отвечать на звонки и сама ни разу не позвонила ни мне, ни моей матери. Это на нее не похоже. Тогда я решил поехать в мастерскую и посмотреть, все ли в порядке. Может быть, телефон не работает.

– Валерий Станиславович, я прошу вас отнестись к моим вопросам более серьезно. Я ведь не развлекаюсь тут с вами, мне нужно преступление раскрывать.

– Я не понимаю вас, Юрий Викторович…

– Вы очень хорошо все понимаете. Лариса Сергеевна часто не приходила домой ночевать?

– Ну… случалось.

– С какой периодичностью? Раз в неделю, два раза или, может быть, раз в месяц?

– По-разному.

– Бывало так, что она не приходила ночевать по нескольку дней подряд?

– Да, такое бывало.

– И вы никогда не беспокоились?

– Она всегда звонила и предупреждала.

– Вы точно знаете, что в этих случаях она ночевала именно в мастерской, а не где-то в другом месте?

– Я точно знаю.

– Откуда? Валерий Станиславович, не заставляйте меня вытягивать из вас каждое слово клещами. Пожалуйста, я прошу вас, расскажите мне о вашей жене сами. Все, что знаете. Откуда вы знаете, что Лариса Сергеевна ночевала именно в мастерской, если не дома?

– Я ей звонил. И приезжал несколько раз.

– То есть вы ее проверяли?

– Можете назвать это так, если угодно.

– Почему? Вы ей не доверяли? У вас были основания для ревности? Валерий Станиславович, я понимаю ваше состояние, у вас горе, вы хотите поскорее вернуться домой и никого из нас не видеть. Но если вы не будете сами рассказывать, мне придется задавать свои вопросы до бесконечности. Все равно я вас не отпущу, пока не узнаю все, что мне нужно.

– У меня не было оснований для ревности. Но если бы вы знали Ларису, вы бы меня поняли. Она была совершенным ребенком, не приспособленным к жизни, глупеньким, доверчивым и легкомысленным. В известном смысле я относился к ней не как муж, а как отец. Родители не проверяют своих детей, они только стремятся убедиться, что с ними все в порядке. Я понятно объяснил?

– Вполне, спасибо.

Черт возьми, этот бизнесмен в смокинге собирается когда-нибудь признаться, что его жена была наркоманкой, или так и будет строить из нее святую? Спасибо Сережке Зарубину, он не забыл случайно оброненной фразы Любы Кабалкиной и успел предупредить Короткова, что Валерий Риттер тщательно скрывает грешок своей любимой супруги. Уже восемь утра, Коротков не спал всю ночь, в глазах у него песок, в ушах звон, в голове примерно то же самое, что остается на тротуарах после бурного народного гулянья. Но ведь и Риттер не спал, сначала его терзали окружные сыщики, потом он вместе с Коротковым приехал на Петровку. Отпускать его домой было пока нельзя, муж, обнаруживший тело жены и вызвавший милицию, – первый кандидат в подозреваемые. Почему он продолжает молчать о наркотиках? Ведь это хорошая версия: убил кто-то из случайных знакомых, которых у наркоманов обычно бывает предостаточно. Если Риттер убил свою жену, то о наркотиках должен был сказать в первую очередь, чтобы отвести от себя подозрения.

А он не говорит. Не потому ли, что убил действительно он и именно из-за этих самых наркотиков? Сколько таких случаев прошло через руки оперативников, когда потерявшие надежду и терпение жены убивали своих мужей-наркоманов, потому что никаких сил, ни физических, ни душевных, уже не оставалось…

Ну и кто же из них устанет и сломается первым? Коротков, которому надоест притворяться, будто он ничего не знает, или Риттер, который поймет, что скрывать больше нельзя?

– Кого из друзей жены вы можете назвать?

– Никого.

– Так не бывает, – возразил Коротков.

– Бывает. У Лары было много подружек, она с ними без конца разговаривала по телефону, встречалась, они приходили к ней в мастерскую. Но я с ними не знаком. Это люди не моего круга.

– Даже так?

И Коротков тут же мысленно выругал себя за ехидство, которое не сумел скрыть. Нельзя так, перед тобой муж потерпевшей, человек, несколько часов назад потерявший жену. В чем бы ты его ни подозревал, он для тебя пока только муж потерпевшей.

– Да, так. Лариса моложе меня на восемь календарных лет, на самом же деле у нас была куда большая разница в возрасте. Я вам уже объяснял. По менталитету и зрелости чувств ей было не больше восемнадцати-двадцати лет. И круг ее общения состоял из таких же легкомысленных и богемных девиц и юнцов. Мне с ними не о чем разговаривать.

  101  
×
×