За все надо платить

Одна из фотографий привлекла ее внимание какой-то неправильной формой кадра. Вглядевшись, она сообразила, что объектив захватил не только ее с Денисовым, но и закругленный край рамы бокового автомобильного стекла. Значит, снимали из машины.

Настя схватила телефон и набрала внутренний номер Гордеева.

– Виктор Алексеевич, можно мне отлучиться на полчасика?

– Да хоть вообще уходи, – проворчал полковник. – Ты же отстранена от работы.

– Ах да, я и забыла.

Ей стало обидно, и обида вдруг показалась ей такой нестерпимо острой, что даже слезы выступили на глазах. Но Настя быстро опомнилась и взяла себя в руки. Ну, отстранили. С кем не бывает! Она была уверена, что все обойдется, потому что не чувствовала за собой никакой вины и не хотела верить в то, что ее вот так запросто несправедливо уволят. Не может этого быть.

Она вышла на улицу и зашагала в сторону Садового кольца. До ресторана – минут пятнадцать, и она с удовольствием подумала о том, что прогуляться по солнечной погоде не только приятно, но и полезно. Дойдя до ресторана, она вытащила из кармана сделанную из машины фотографию и стала прикидывать, где должен был находиться снимающий, чтобы поймать тот ракурс, который получился. Ей пришлось перейти на противоположную сторону, и она с удивлением обнаружила, что стоит буквально в двух метрах от автобусной остановки. Ничего себе! Как же здесь могла стоять машина? Ведь правилами дорожного движения запрещено парковать автомобили так близко от остановки. А водитель должен был стоять здесь достаточно долго…

Настя подняла голову и внимательно изучила номера маршрутов, которые здесь останавливались. Один из номеров был обозначен красным цветом, это был очень короткий маршрут, по которому автобусы ходили только с 18 до 23.30, чтобы разгрузить пассажиропоток между Театральной площадью и метро «Новослободская». По ходу маршрута находились Большой и Малый театры, кинотеатр «Россия», где ныне располагались ресторан и дискобар, Театр оперетты, МХАТ, Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, а неподалеку от конечной остановки – Театр Советской Армии (теперь, правда, он назывался как-то по-другому), поэтому те, кто этим маршрутом пользовался, называли его просто «театральным». И Настя подумала, что это именно то, что ей нужно.

* * *

Поскольку день начался с неприятностей, то глупо было бы надеяться, что ей повезет с первой попытки. На «театральном» маршруте работали четыре автобуса, больше и не было нужно, поскольку дорога от Театральной площади до станции «Новослободская» занимала не более двадцати минут, а иногда и намного меньше. Водители должны были подойти к пяти часам, и Настя терпеливо ждала, устроившись в комнатушке диспетчера.

Трое из четырех водителей были из Тернополя, приехали в Москву на заработки. Жили они, по-видимому, где-то в одном месте, потому что в парк явились одновременно, что-то оживленно обсуждая на ходу.

– Був, був такий, – закивал самый старший из них, толстый добродушный украинец. – Помнишь, Петро? Я тоби ще казав, який дурный водила, стоить поперек ходу.

– А не помните, какая была машина? – с надеждой спросила Настя, глядя по очереди то на толстяка, то на молодого парня, которого толстяк называл Петром.

– Та вроде синяя, а може, черная, – развел руками толстяк. – Темнело вже. Но «Москвич», оце точно.

– Вы, девушка, лучше у дяди Кости спросите, – сказал Петро, у которого оказалась неожиданно чистая русская речь. – Он у нас мужик принципиальный, нарушениям спуску не дает. Если он этот «Москвич» видел, то наверняка номер запомнил, чтобы потом в ГАИ жалобу накатать.

Радость Настина оказалась преждевременной, потому что выяснилось, что дядя Костя, четвертый водитель с «театрального» маршрута, со вчерашнего дня лежит с тяжелым бронхитом. Она взяла его адрес и поехала на другой конец Москвы, в Бирюлево.

Жил дядя Костя в плохоньком панельном доме с окнами на железную дорогу, по которой то и дело грохотали проходящие поезда. Дверь ей открыла симпатичная девчушка лет восьми с короткой стрижкой и озорными глазами. Впрочем, факт открытия двери можно было считать чисто условным, так как на дверь была наброшена цепочка, которую девочка не сняла.

– Вам кого? – звонко спросила она.

– Константин Федорович дома?

– Он болеет, – с вызовом сообщила девочка, но пройти не предложила. – А вы кто?

– А я – Настя. Константин Федорович – твой дедушка?