Золотой эшелон

— Девочки тебя любят, Чирва-Козырь. И всегда любили. И любить будут до конца твоей жизни. Ни дня ты нелюбимым не проживешь…

Чирва-Козырь приосанился, выслушивая посыпавшиеся советы и пожелания. Чмокнул Любку в щечку, встал и провозгласил:

— Слышали, девочки? Смотрите мне, чтоб ни одного трудодня не пропустили! Карты сказали — значит, все, заметано!

От дальнейшего гадания Любка отказалась.

— Устала я чего-то, ребята. Завтра приходите. И карты отдохнут, путаться не будут. А то как бы мне чьих-то деток другому не нагадать!

Вся компания уже вывалилась из купе и досмеивалась в коридоре. Только Сонька Пуфик задержалась.

— Слышь, Любка, тебе Чирва целую головку чеснока притаранил!

Любка опешила:

— Ты что, Сонь? Я же всю жратву на всех девочек делю — поровну, при всех! Неужели думаешь — чеснок зажилю? Приди завтра утром, когда делиться будем — свое получишь! Или ты думаешь, что я ночью тайком чеснок поедаю? Так я, к твоему сведению, еще целоваться не разучилась!

— Да не, Любка, ты мне интригу не шей! Я тебе о чем толкую: ты стержень-то от головки не выбрасывай больше! Это ж — самая ценная вещь!

— Стержень — ценная? Вот эта палочка посередке?

— Сразу видно, что ты, Любка, зоны не нюхала! Это я не в упрек тебе, а в порядке обмена опытом. Если этот стержень на спичке обжечь — то им и брови наводить можно, и ресницы. Меня девки в лагере научили — красота! А то все импортное шмаровидло в дороге изведем — что останется, когда на место приедем?

— Ну, Сонька, не сердись: не так я тебя поняла. Дура я сегодня, а то бы ни в жизнь ничего такого не подумала. Ну, ты не обижаешься? Ну поцелуй меня! Тошно мне что-то, Соня, вот я на людей и кидаюсь. А стержень — конечно, выбрасывать не будем. Я не знала просто.

— Ты что, сестричка? Ты не плачь! Устала, да? Ты ложись давай. Вот я тебя укрою… Сейчас согреешься, не дрожи. Все будет хорошо… Спи, киса моя. Я пойду, ладно? Или кипяточку принесть?

— Нет, Сонечка, не надо. Я угрелась уже.

— Ну спи. Голубые тебе сны с голубыми глазами.

Любка выждала, пока Сонька ушла и только потом поревела всласть. Это было непросто — гадать судьбу всему эшелону. Может, карты и врали, но уж больно страшно было от этого вранья. Она сегодня ясно видела смерть Чирвы-Козыря от другого, которому тоже гадала, и смерть эту не сказала — хватило ума! — а сказала другую правду, которая тоже была на картах и утешила Чирву и подбодрила.

— Отче наш… дальше, Господи, я не знаю… пускай все будет хорошо! Пускай все будет хорошо! И у нас с Иваном, и у Соньки, и у Чирвы… Пожалей нас всех, Господи!

Бронзовая нимфа, которую Санек все жалел продавать, благодарно ему улыбалась в зеленом свете настольной лампы. Санек просматривал каталог последнего аукциона «Sotheby's» — рассеянно, чтоб только занять руки. А вот часы надо продавать, подумал он, уж очень громкий у них бой. С последним ударом часов ожил телефон. Санек потянулся в кресле. Он знал, что звонков будет восемь, и даже не стал считать. Это был долгожданный вызов от Алихана. Племяша Санек решил не будить, просто оставил на подзеркальнике пятикопеечную монету кверху гербом.

Машина уже ждала. У открытой дверцы стоял поджарый тип с обмороженными глазами. Не произнеся ни слова, Санек влез на заднее сиденье серой «Волги», и машина тронулась. Через час, проведенный в полном молчании, Санька высадили у знакомого ему загородного дома. Черноволосый красавец, тоже знакомый, с приятной улыбкой проводил его в кабинет.

Тут все было по-прежнему, с той лишь разницей, что на огромном письменном столе на месте, где стоял раньше бюстик Ленина, была теперь бронзовая пепельница в виде черепа с зубами из слоновой кости.

Алихан церемонно встал из-за стола и, слегка склонив голову, широким хозяйским жестом пригласил Санька к камину. Черноволосый секретарь неслышно исчез за дверью. Алихан разлил коньяк в два пузатых бокала и пододвинул к Саньку раскрытую коробку сигар.

— Старею я, Саня, — задумчиво произнес Алихан, — на две работы уже сил не хватает. Пришлось второстепенную бросить.

Санек с хорошо разыгранным удивлением развел руками. О том, что Алихана Ибрагимовича Хусейнова недавно вывели из состава Политбюро он конечно же знал.

— Как же они теперь без вас обойдутся, Алихан Ибрагимович?

— Загнивают, понимаешь. Ишаки. Ладно, это мелочи. Мы с тобой люди деловые, нам не до официальных званий. У меня к тебе несколько вопросов. В этой комнате можешь говорить свободно, подслушки нет. Что ты мне можешь рассказать о булатных саблях?