Стечение обстоятельств

– Молодец. А что нам скажет следователь?

– Это смотря по тому, какие доказательства мы ему найдем. Дело находится в производстве у Ольшанского, он мужик вообще-то крепкий. Может, он и не испугается Ковалева.

– Может, и не испугается. – Гордеев погрыз дужку очков. – Может, и не испугается, – повторил он задумчиво. – Ладно, поезжай к следователю, расскажи ему все побасенки про шумилинскую вендетту. Пусть начнет работать с потерпевшими по прошлым делам. Детки, конечно, будут напуганы, да и время прошло, но – вдруг что-нибудь получится. Про Виноградова пока помолчим. Для Ольшанского Шумилин – ранее судимый, и все. Хоть следователь у нас и крепкий мужик, но пугать его раньше времени не будем. Пусть он сам тебе скажет, какие ему нужны доказательства, чтобы предъявить Шумилину обвинение и чувствовать себя уверенно. А уж мы тут придумаем, как эти доказательства добыть.

После ухода Лесникова Виктор Алексеевич вскочил и покатился упругим мячиком по кабинету, огибая длинный приставной стол для совещаний. Не ошибся ли он, пытаясь скрыть от следователя информацию? Собственно, информация эта для расследования не нужна, но все же, все же… Не получается ли, что он подставляет Ольшанского под удар, которого тот не ждет? А какой такой удар? Что особенного грозит Ольшанскому? Неприятный разговор с отцом потерпевшей? Не факт. Ковалев вполне может оказаться порядочным человеком и не будет чинить следствию никаких препятствий. Почему он, Гордеев, заранее против него настроен? Да и Ольшанский не из пугливых, тут Лесников прав. Чем его так уж сильно можно напугать? А вдруг это не Шумилин? Вдруг они ошибаются? Совпадений много? Гордеев хмыкнул. За четверть века в розыске он узнал, какие невероятные, какие неправдоподобные бывают совпадения. Из-за этих совпадений жизнь и судьба честного человека не раз висят на тонюсеньком волоске. И бывает, к сожалению, что волосок рвется. Бывает.

Гордеев подкатился к креслу, снял телефонную трубку. Удар надо принимать на себя.

– Константин Михайлович? Приветствую. Гордеев.

– День добрый, Виктор Алексеевич. Рад вас слышать, – раздался в трубке слегка картавый говорок Ольшанского.

– Константин Михайлович, к вам сейчас мой Лесников приедет насчет Наташи Ковалевой. У нас тут идейка одна появилась, он вам расскажет. Но пока все очень приблизительно. Хочу вас попросить, вы мне напишите отдельное поручение на допрос отца потерпевшей. Лесников как раз и захватит. Все-таки версия очень спорная, так я уж сам отдуваться буду. Чтобы вам не краснеть, если мы ошиблись.

– Я, Виктор Алексеевич, краснеть давно разучился, – усмехнулся в трубку Ольшанский. – Но Ковалева к вам с большим удовольствием переадресую. Он каждый божий день мне звонит, отчета требует, как мы ищем насильника. Вот вы заодно перед ним и отчитаетесь. Я сегодня звонил в клинику, где лежит девочка, врач сказал, что прогноз благоприятный, есть надежда, что она со дня на день заговорит.

– Понял, – коротко ответил Гордеев. – Там будет дежурить кто-нибудь из моих ребят, чтобы момент не упустить. Спасибо.

Положив трубку, Гордеев прикинул, сколько времени ему понадобится на подготовку к визиту Ковалева. Лукавил хитрый Колобок, когда просил требование на допрос. Никакой допрос ему был не нужен. Ему нужен был Ковалев здесь, вот в этом кабинете, нужна была его реакция на фамилию Шумилина. А как иначе можно заполучить Ковалева, не открывая перед следователем все карты?

Виктор Алексеевич решил сначала покончить с другими неотложными делами, в числе которых была и проверка версий по делу Филатовой.

Поскольку никого из работающих по этому делу на месте не оказалось, Гордеев вызвал к себе Каменскую. Настя подробно рассказала ему обо всем, что сделано.

– С корыстным мотивом на сегодня мы закончили, от «ревности» остался маленький хвостик, Доценко сейчас доделывает.

– И потом что?

– Потом перейдем на второй уровень сложности.

– Соображения есть?

– Ну… – Настя помялась. – Есть кое-что. Последний любовник Филатовой работает в Интерполе. Наркотики, оружие, контрабанда – сами понимаете, вещи серьезные. Может быть, Филатова – средство давления на этого Идзиковского. Все отмечают, что последние два-три месяца она была чем-то подавлена, расстроена. Ее начальник связывает это со сложными отношениями с руководством, с сотрудниками министерства. Но не будем забывать, что Филатова была особа очень скрытная. Не исключено, что перемена настроения была связана с тем, что ей или Идзиковскому угрожали, может, их шантажировали.