Бремя живых

– Здорово, Миша, это зверски тонко. Правда, мы окончательно перешли в ту сферу чистого разума, где абсолютно любое утверждение является одновременно истинно верным и настолько же ложным. Да, я умер и могу даже предположить когда. Но одновременно я ухитряюсь ощущать себя не менее живым, чем прежде. И даже испытывать намного более увлекательные приключения, как я их понимаю. Я пью водку и получаю от этого удовольствие. У меня появилось намного больше интересных и любвеобильных женщин, чем я имел их при жизни. Я, наконец, общаюсь с вами и вижу разницу… Так о чем грустить?

Кто его знает, вдруг именно так выглядит христианский рай? А если вам до сих пор не слишком нравится чувствовать себя мертвым, так вдруг это свойство уже вашего, иудейского представления о загробной жизни? Я, помнится, что-то такое читал. Вроде бы в вашей религии нельзя заслужить ни рая, ни спасения добрыми делами, личным мужеством или раскаянием в момент смерти. Неостроумно придумано вашими раввинами, скажу я вам. У нас – лучше, ибо сказано: «Нет лучшей участи, как живот положившему за други своя!»

Если я так и сделал, то есть именно «живот положил», а к этому, безусловно, шло, значит, рая я удостоен автоматически, а если он выглядит именно так – значит, такой мне и положен, по делам моим и по должности моей… Наше христианство хоть и греческого происхождения, зато вся бытовая культура и психология – славяно-норманнская, и наши представления о загробной жизни – тоже. Иудейские или мусульманские представления о «рае» нас не вдохновляют, а вот виды Валгаллы, или «Страны удачной охоты», очень греют. Вы ж посмотрите, Миша, с каким азартом мы тут на бронетранспортерах носимся и из автоматов палим во все, что шевелится!

Ляхов снова весело рассмеялся и даже, в полноте чувств, хлопнул Шлимана по плечу. И тут же испугался: а вдруг рука пройдет сквозь воздух или, напротив, завязнет, как в жидкой глине в этой имитации человеческого тела. Но нет, плечо еврейского капитана было в меру твердым и даже, пожалуй, теплым.

– Хватит, Вадим, – очевидно, или этот жест, или предыдущие слова чем-то капитана задели.

Ляхову хотелось думать, что именно тем, что он не поддался неизвестно кем запланированному сценарию, а начал разыгрывать собственный. И реплики пошли не «в ту степь».

– Давайте пока закончим все это. Завтра, если вам удастся отплыть, я провожу вас. И попытаюсь заняться созданием здесь хоть какой-то общности из тех, кто на это способен. Если нет и идея солипсизма^[72] верна – говорить вообще не о чем.

– Могу только согласиться с вами, коллега. Пусть мы и учились в разных учебных заведениях, но основы философского видения мира у нас почти одинаковы.

«Нет, что-то здесь на самом деле неправильно, – заставил Вадим работать ту часть мозга, которая оставалась у него трезвой всегда (не только в смысле буквальном, в процессе и после жестокой офицерской пьянки, а и в отношениях с женщинами, когда многие теряют голову абсолютно, и за карточным столом), – я так себя вести не должен. Я болтаю, я его провоцирую, я чуть не выдал главное, что пока дает мне шанс владеть обстановкой. Надо взять себя в руки, оборвать разговор и уйти, пока Шлиман или его кукловоды не опомнились».

– Да, конечно, Миша, тем более что я ведь уже совершенно пьян. Разговариваю с вами исключительно на автопилоте… – все это он выговорил, заставив свой язык стать косным и непослушным. – А где собираетесь спать вы? Или…

– Совершенно правильно, или… Спокойной ночи, Вадим.

– Взаимно, Микаэль… – Ляхов сделал несколько шагов по темной аллее, и вдруг его осенила очередная неожиданная идея.

– Подождите, Шлиман! Еще один вопрос, совсем уже последний. На сегодня… – существенная поправка, ибо жизнь приучила Ляхова с осторожностью употреблять столь опасное определение.

– Вы, с вашими экстрасенсорными способностями, общаясь со мной и с моими друзьями, ничего такого… не заметили?

– В каком, простите, смысле?

– Да в любом. Просто – вы воспринимаете нас, «живых», не совсем так, как подобных вам существ. Так вот, в ваших глазах и прочих органах чувств мы выглядим для вас совершенно одинаково или есть какие-то индивидуальные отличия? Я не о внешности говорю и не свойствах характера…

Шлиман, кажется, понял, о чем говорит Вадим. И взглянул на него с каким-то новым интересом.

Маскируя охватившее его волнение, Ляхов снова закурил.

---

72 Солипсизм – «буржуазная» теория философии, признающая существование только собственного «Я» и отрицающая существование внешнего мира.