Время Игры

– Скажите им, пусть спустят паруса, легче будет маневрировать, – прокричал Славскому фон Мюкке. Тот продублировал совет немца шкиперу и получил ответ: «Пусть будет такой умный раньше, как моя жена потом. Без парусов против волны не выгребем. Движок дрянь, совсем не тянет…»

«Погано, – подумал Шульгин, – если мотор сдохнет, нас можно брать голыми руками». Встречаться с колчаковскими моряками ему абсолютно не хотелось.

Бояться было нечего, но игра поломается напрочь. И последствия – хуже не придумаешь.

«Хотя – плавали же люди под одними парусами тысячи лет, и ничего… И эти орлы наверняка еще с царского времени своими делами занимаются – и все в порядке…»

Эсминец явно совершал обычное патрулирование и не имел понятия о близком присутствии «Льва Толстого», поэтому луч прожектора погас так же внезапно, как и вспыхнул несколько минут назад. В бинокль было видно, что корабль меняет курс, его силуэт укоротился, изрыгающие густой дым трубы почти закрыли одна другую, сливаясь в одну.

«Ну, хоть здесь, кажется, пронесло», – успел подумать Сашка и словно бы сглазил.

Неизвестно, просто на всякий случай или все ж таки заметив в море нечто показавшееся ему подозрительным, вахтенный офицер вновь приказал включить прожектор, теперь уже с кормового мостика. И его луч точнехонько уперся в борт и рубку дубка. Все, кто был на палубе, присели, отворачиваясь, закрывая руками глаза.

– Ну вот и спеклись, мать ихую перемать… – пробасил кто-то рядом.

Почти в тот же момент с мостика эсминца по крутой параболе взлетела зеленая ракета и замигал ратьеровский сигнальный фонарь.

– Приказывают остановиться, лечь в дрейф, приготовиться к досмотру, – перевел сигнал шкипер.

– Джо, огонь по прожектору, точно в отражатель! – прокричал, реагируя на уровне подсознания, Шульгин.

Такое, конечно, мог проделать только робот с его невероятной реакцией и скоростью обработки информации о сотнях влияющих на точность выстрела факторов.

Он за несколько секунд успел выхватить из зажимов над ветровым стеклом дальнобойный штуцер-суперэкспресс, способный прицельно посылать на два с лишним километра двадцатиграммовую пулю со ртутным сердечником, соотнести бортовую и килевую качку дубка и миноносца, их относительную скорость, силу ветра и деривацию, то есть боковое отклонение пули под влиянием ее собственного вращения и вращения земли.

И при этом даже не щурился от бьющего прямо в глаза миллионоваттного голубого столба света.

Два резких звенящих хлопка, от которых у окружающих заложило уши и заныли корни зубов.

Прожектор погас, и тут же фон Мюкке заревел, перекрывая свист ветра:

– Руль лево на борт, круто, паруса долой!

Старый кайзеровский корсар, немало покомандовавший парусными шхунами и прославившийся как раз тем, что умел выкручиваться из самых гибельных ситуаций, принял единственно, пожалуй, верное решение.

Со сброшенными парусами и переложенным рулем дубок, шедший крутым бакштагом, резко покатился под ветер, а высокие волны с пенными гребнями полностью скрыли его черный смоленый корпус.

Теперь, даже если бы миноносец включил второй прожектор, вряд ли сигнальщики разглядели в штормовом море две тонкие голые мачты.

Скорее со злости, чем надеясь попасть, миноносец бабахнул в темноту из своей баковой четырехдюймовки, а с крыла мостика затрещали длиннейшими очередями, обводя горизонт широкой дугой, сразу два пулемета.

Командир эсминца явно вышел из себя, что неудивительно, особенно если кто-то из его людей был ранен или, упаси бог, убит. Тем более Шульгин нарушил правила игры.

Контрабандисты, попавшись на глаза дозору, имели право пытаться убежать, но стрелять друг в друга они с военными моряками не договаривались.

Следовательно, командир вполне мог посчитать, что имеет дело с настоящим противником, а не зарабатывающими на хлеб доступным им способом дядьками с соседней улицы.

Эсминец начал метаться по морю широкими галсами, время от времени включая на несколько секунд прожектор и посылая вдоль оси луча пулеметные очереди.

Хуже всего было то, что без парусов ветер и волны сносили дубок к берегу, а поднятые паруса резко увеличивали риск быть обнаруженными.

Но все же судьба (и ненастная ночь) их сегодня хранила. После целого часа крайне рискованного маневрирования «Лев Толстой» все же сумел, сдрейфовав почти до устья Качи, уйти.