Время Игры

Все были мокрые с ног до головы от дождя и брызг волн, ладони Шульгина, наряду с матросами тянувшего шкоты, маневрируя парусами, горели, содранные до крови.

С миноносца последний раз наудачу бахнула пушка, и он окончательно растаял во мгле.

И тут фон Мюкке, державшийся за поручень «Доджа» рядом с Шульгиным, вдруг вскрикнул и сдавленно застонал.

– Что это с вами? – машинально спросил Шульгин, уже догадываясь, в чем дело. Одна из сотни шрапнельных пуль, вслепую летевших над морем, кажется, все же нашла свою цель.

Редко, но бывает. Как говорится, если уж не повезет, так с родной сестрой подхватишь…

Он коснулся рукой плеча немца и почувствовал, как тот медленно валится лицом вперед. Опустился на колени, слабеющей рукой кое-как удержался за толстый чугунный кнехт.

Узкий луч фонарика пробежал от затылка до поясницы капитана, и немного ниже хлястика плаща Сашка увидел маленькую дырочку, с совершенно чистыми краями. Крови не выступило ни капли.

«Скверное ранение, – подумал Шульгин, – тут тебе и позвоночник, и кишки, а рикошетом от костей вообще неизвестно куда заехать может. И в печенку, и в аорту… Ну, сейчас посмотрим…»

– Помогайте, потащим капитана вниз, – скомандовал он оказавшимся рядом людям Славского, приподнимая фон Мюкке за плечи. – Да осторожнее, осторожнее, не трясите и не перегибайте. Джо, мою аптечку, бегом!

Капитана уложили на обеденный стол. Джо включил сильный аккумуляторный фонарь, направив луч в потолок.

Фон Мюкке уже был без сознания. Шульгин нащупал пульс. Сердце билось слегка замедленно, но пока ровно. Значит, аорта, по крайней мере, цела, иначе всю кровь выхлестало бы в брюшную полость за полминуты.

Прежде всего он достал из аптечки шприц-тюбики с промедолом и камфарой. Прямо через брюки вколол капитану в бедро. Теперь можно работать не торопясь и спокойно.

– Оставьте нас одних. Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы понять, есть ли у господина капитана шансы. Если есть, постараюсь что-нибудь сделать.

Как Шульгин и предполагал, круглая свинцовая пуля попала немцу между третьим и четвертым поясничными позвонками. Застряла на излете, не пройдя дальше, в брюшную полость.

Но почти наверняка перебила спинной мозг. Даже окажись они сейчас в операционной самой лучшей севастопольской или одесской клиники, фон Мюкке скорее всего был обречен на пожизненный паралич.

Да и в конце XX века судьба его была бы ненамного лучше, если экспресс-диагноз Шульгина верен.

Сашка сделал еще один укол. Немец открыл глаза.

– Как вы себя чувствуете, Гельмут?

– Отвратительно, – прошептал фон Мюкке, – очень больно, и в то же время ниже груди ничего не чувствую. Камень. Я умираю?

– Не торопитесь, успеете, – с грубоватым сочувствием ответил Сашка. – Ранения в спину или даже в позвоночник весьма неприятны, но далеко не всегда смертельны…

Под воздействием наркотика фон Мюкке держался мужественно, а скорее ему было почти все равно, жить или наоборот.

– Вы разве врач?

– В том числе и врач. Жизнь учит многому…

– Судя по моему самочувствию, не помешал бы и пастор… А вообще удивительно глупо все получилось.

– Увы. Я не только не священник, но даже и не лютеранин. Ваших обрядов не знаю. Но, возможно, вы слегка торопитесь. Кое-какие шансы есть. Очень возможно, что пуля только контузила вам спину, и, если мне удастся ее извлечь, выздоровление не займет много времени.

– Или – или, – попытался улыбнуться фон Мюкке серыми от боли губами.

– Именно так. Сейчас я сделаю вам еще один укрепляющий укол и позондирую рану. Хуже не будет, поверьте мне, но может и повезти…

– Ничего другого и не остается. Черт меня дернул связаться с вами. Правильно вы сказали: «Не заговаривайте с неизвестными»… Давайте ваш укол, я уже не в силах терпеть.

– Уже делаю. Боль сейчас пройдет, но в сознании вы останетесь.

Фон Мюкке полежал несколько минут, шумно дыша сквозь стиснутые зубы, потом боль отпустила. Немец перевел дух.

– Спасибо. Так хорошо. Приступайте. Только скажите все же, перед тем как начнете, ответьте мне всего на один вопрос, может быть, последний: вы специально меня выслеживали? Работаете на русскую контрразведку? Или на английскую?

– Не понимаю, о чем вы…

– Оставьте, Ричард. Вы все понимаете. Как и я. Перед близкой смертью мышление обостряется. И вам запираться теперь нет смысла. Я в любом случае выбит из игры…