Антик с гвоздикой

Он заслужил это счастье, которое в образе самой прекрасной из всех женщин на земле сладко посапывало на его предплечье. И князь Григорий Панюшев закрыл глаза, моля Всевышнего об одном: чтобы сподобил его проснуться рядом с любимой.

ГЛАВА 21

Прошло всего полчаса, как они расстались. Не было обещаний, не было просьб… Князь проводил Наташу до околицы Матурихи. Поцеловал на прощание руку… При свете дня оба чувствовали себя неловко. Слишком быстро все произошло, неожиданно и чересчур страстно. Наташа в душе корила себя за то, что легко поддалась, князь — за то, что проявил чрезмерную настойчивость, и опасался теперь, что их отношения снова дадут трещину…

В леске у околицы он остановил коляску, и Наташа пересела на свою лошадь.

Оба молчали, наконец графиня сказала:

— Мне пора ехать!

— Да, да, — князь взял ее за руку, поднес к губам и поцеловал. Смотрел он виновато, явно хотел что-то сказать, но так и не решился. Вместо этого промямлил несколько слов: — Я сейчас вернусь в имение. Аркадий наверняка привез какие-то известия о злоумышленниках. — Он поклонился и торопливо добавил, по-прежнему не глядя ей в глаза: — Мы еще увидимся. Надеюсь, скоро.

— Надейтесь, князь, — произнесла Наталья сухо. Она изо всех сил старалась не показать, как сильно ее обидело столь странное поведение князя. Ведь еще час или чуть больше назад он с таким неистовством любил ее, прижимал ее к себе, целовал и шептал безумные от восторга слова.

Он протянул к ней руку, но она ударила лошадь плеткой, и та от неожиданности взяла с места в карьер. В лицо князю ударили комья грязи. Он отшатнулся. Совсем не так он представлял их прощание. Но что поделаешь? Радость очень быстро превращается в печаль… Он вытер лицо платком и снова взобрался в коляску. Ему не хотелось возвращаться домой, отвечать на расспросы Аркадия. И он снова направил лошадь к «Храму любви». Там, он хорошо помнил, оставалась еще пара бутылок мадеры, которые смогли бы ему помочь справиться с меланхолией, которая ни разу не посещала его с момента возвращения в Россию.

Он свернул на едва заметную лесную дорогу. Свежие следы колес указывали ему обратный путь. Он строил разные предположения, почему Наташа вдруг замкнулась, или почувствовала, что он тоже не в своей тарелке? По сути, они были слишком мало знакомы, и эта слепая страсть оказалась всего лишь отголоском тех волнений, которые они испытали на пожаре. Притом они выпили вина, совсем немного… Возможно, это позволило им забыть о приличиях, разрушить дистанцию и те жалкие преграды, которые они громоздили между собой.

Князь ни в коей мере не хотел думать о графине как о женщине искушенной. В ней не было и тени кокетства, она не жеманничала, не играла глазками. И если пожимала плечами, то лишь потому, что не знала ответа на вопрос. И хитрить она явно не умела и поддалась его чувству искренне, без ложной стыдливости, ни разу не применив тех уловок, на которые способны опытные женщины, желающие завлечь мужчину в свои сети. Он бы скорее назвал ее несведущей в некоторых вопросах, если бы не знал, что она была замужем и родила ребенка.

Григорий почти не понукал лошадь. Закрыв глаза, он удерживал вожжи в руках, предоставив ей двигаться в том темпе, в каком она пожелает. Солнечные лучи, пронзив, словно богатырские мечи, густые кроны деревьев, позолотили стройные стволы высоких корабельных сосен. После дождей лесные травы резво пошли в рост. Поляны затянуло желтым ситцем куриной слепоты, голубым батистом герани. На лугу зацвел медовый донник, возле дороги выбросил свои стрелки подорожник, а одуванчики, скинув желтые, приоделись в пушистые, только дунь — взлетят, шапочки.

В небесах заливались жаворонки, где-то в кустах бубнил удод, а в глубине леса бранилась вздорная сорока — безмерное счастье, казалось, растеклось по всему свету. И Григорий Панюшев понимал, что оно проникло и в его душу. Он был не в силах противостоять тому чувству, которое завладело каждой клеточкой его тела.

Князь присвистнул, привстал на ноги, и лошадь понеслась вскачь по лесной дороге. Во все стороны летели брызги от непросохших луж, прохладный ветерок приятно освежал лицо. Еще пара минут, и показался «Храм любви».

Только все мечты князя о нескольких часах одиночества оказались напрасны и на этот раз. Возле коновязи стояла чья-то лошадь. Князь покачал головой. Нет, не видать ему уединения как собственных ушей. В дверях появился Аркадий. Завидев приятеля, расплылся в улыбке.