Антик с гвоздикой

— Вот это другой разговор, — исправник заметно воспрянул духом. — Теперь мои люди рылом землю пахать будут, чтобы достать этого чудилу.

Слово «чудило» несколько покоробило графиню, но она сдержалась, не хватало вступать в спор еще и по этому поводу: учить исправника, какие слова следует произносить в присутствии женщин благородного происхождения, а какие не следует. Ведь наедине с собой она сама употребляла и более «горячие» словечки.

Полицейские убрались поздно вечером. Графиня распорядилась накормить их ужином и удалилась во флигель. Но еще долго слышала шум на подворье старосты, полицейские разгулялись не на шутку. Ей уже доложили, что Васятка пришел в себя, но не говорит, потому что лицо сильно обожжено. Она вызвала Андрона и вручила ему пятьдесят рублей, столько же велела передать семьям погибших сторожей.

— Непременно проследи, чтобы в зиму не остались без хлеба и сена! — попросила она старосту. — Дети есть малые?

— Да, почитай, в каждой семье, но мы вдов не оставим, Наталья Кирилловна, поможем всем миром. — Староста горестно вздохнул и перекрестился. — Васятку не успели оженить, по осени хотели у вашего сиятельства просить позволения на свадьбу, да только Всевышний по-другому рассудил.

— И что, уже невесту приглядели?

— Приглядели! Только кому теперь он нужен изуродованный, даже если выживет? — Староста махнул рукой.

— Пускай выздоравливает, — сказала графиня, — а потом что-нибудь придумаем.

— Премного благодарствуем, — староста не сдержался и шмыгнул носом. — Васятка больно резвый на работу был, все в руках горело, благо, что осемнадцать только-только стукнуло.

— Ничего, я верю, что он поправится. С лица воду не пить, главное, чтобы мужик был справный.

— Спаси вас бог, — Андрон поклонился ей в пояс, — святая вы женщина, барыня!

— Ладно, ладно, ступай, я устала, — графиня строго посмотрела на него, — завтра доложишь мне, сколько леса и камня нужно на строительство. Я от своего не отступлю. Надо до весны новые телятники поднять, чтобы было, куда телят пригнать.

— Ваша воля, барыня! Сделаем все в наилучшем виде, только, по моему разумению, надо их на новом месте ставить. Дурная примета на пепелище строить.

— Я согласна, завтра посмотрим, где лучше начать строительство…

Наташа отошла от окна. Она озябла и думала, что, согревшись под одеялом, непременно заснет. Так оно и случилось. И хотя поднялась она в восемь утра, четыре часа сна вернули ей утерянные силы и бодрость духа.

После завтрака графиня отправилась вместе с Андроном и еще тремя мужиками присматривать новые площадки под строительство новых коровников. Было очень жарко, как всегда перед дождем, донимала духота, но небо, если не считать легких перистых облаков, было чистым, и староста предположил, что гроза соберется к ночи.

Вернулись в деревню за час до полудня. Наташа с наслаждением выпила квасу и велела Андрону после обеда заложить коляску. С делами в Матурихе покончено, и она спешила домой, соскучившись по Павлику и сестре. Она велела закрыть окна во флигеле ставнями и хотела полежать с часок в прохладе. Но не получилось.

Стоило ей перешагнуть порог спальни, как взгляд выхватил белый лист бумаги, который валялся под подоконником. Наташа подняла его, пробежала глазами несколько писанных по-французски строчек и увидела стремительно приближающийся, добела выскобленный пол.

Очнулась она оттого, что кто-то протирал ей лицо холодной мокрой тканью и ласково приговаривал:

— Слава богу, очнулись, Наталья Кирилловна! Слава богу! — Она узнала голос Анюты, но первым делом выхватила глазами злополучный листок бумаги. Оказывается, она до сих пор сжимала его в руке.

— Что? Что это такое? — спросила она требовательно у Фадея, который переминался возле порога с ноги на ногу.

— Не знаю, ваше сиятельство, ей-богу, не знаю!

— В твой дом свободно проникают злоумышленники, а ты ничего не знаешь, ничего не ведаешь? — выкрикнула в ярости графиня и вскочила на ноги.

Фадей и Анюта в испуге отшатнулись.

— Не поверите, барыня, но мы и вправду ни сном ни духом не ведаем, откуда взялась эта бумага, — зачастила, как сорока, Анюта. Ее полное, краснощекое лицо потемнело от страха. — Я с утра в вашей спальне прибрала и на кресте побожусь: никакой бумаги не заметила. — Она посмотрела на мужа. — А Фадей все время с вами был. Дак он в спальню сроду не заглядывает.

— Кто-нибудь из чужих появлялся сегодня в деревне? — спросила Наташа, едва сдерживаясь, чтобы не заголосить от отчаяния.