Антик с гвоздикой

— Нет, нет, никто не появлялся, — покачала головой Анюта, — мы теперь за этим следим. Разве… — Она с сомнением посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на графиню: — Разве мальчонка-нищий сегодня с утра объявился. По всей деревне кусочки собирал, а после напросился поработать в огороде за крынку молока и каравай хлеба. Он перед вашим возвращением ушел. Вырвал лопухи под плетнем и ушел.

— Фадей, немедленно отыскать мальчишку! И сразу его ко мне! Еще вели срочно запрячь коляску, я еду в Изместьево. Бегом! — выкрикнула она сердито, заметив, что Фадей замешкался. И тот стремглав выскочил из флигеля.

Через час коляска графини мчалась по лесной дороге в сторону Изместьева. Данила, лихо посвистывая, то и дело раскручивал кнут над головой. Резвая тройка неслась как птица. Два конных егеря скакали, не отставая, следом. И все же графиня то и дело вставала и толкала в спину своего кучера, заставляя его увеличить скорость.

Она сгорала от нетерпения и тревожных предчувствий. Письмо она порвала, чтобы это гадкое послание не жгло ей руки и не терзало душу. Лошади неслись, словно у них на хвосте сидела стая голодных волков. Но графине все было мало и мало. И она продолжала толкать и толкать Данилу в спину, пока тот не взмолился:

— Барыня, загоним лошадей! Смотрите, коренник весь в пене!

Только тогда Наталья немного успокоилась, но, верно, еще и потому, что впереди завиднелась усадьба. Впервые они проскочили от Матурихи до Измес-тьева менее чем за два часа. Правда, на этот раз графиня вновь воспользовалась дорогой князя, но, судя по тому, что их никто не задержал, он решил снять все кордоны. И это графиня посчитала добрым знаком.

Но более всего ее занимали как раз не отношения с князем, а то письмо, которое ей подбросили сегодня в спальню. Видимо, исправник не выполнил своего обещания поймать барона фон Кромма, иначе откуда могло появиться столь гадкое послание?

Коляска въехала во двор усадьбы, и это событие отвлекло графиню от тревожных размышлений. Не дожидаясь, когда экипаж остановится, она спрыгнула на землю и бегом направилась к дому. И почти лоб в лоб столкнулась с Глафирой, спешившей навстречу хозяйке. Но не попеняла девке за неуклюжесть, а требовательно спросила:

— Где барин?

— Так оне гуляют, с час как выехали на коляске вместе с Ксенией Кирилловной. Евсей за кучера, и Марфуша с ними.

— Как выехали? — опешила Наташа. — Я ведь велела не покидать усадьбу?

— То нам неведомо, — Глафира развела руками. — Барин с утра даже завтракать не хотел, все рвался пораньше уехать.

Графиня уставилась на горничную. И той стало не по себе от ее взгляда, хотя Глафира и понимала, что гнев барыни направлен не на нее. В такие минуты следовало держаться от хозяйки подальше. Под горячую руку она могла сослать на птичник или, того хуже, отправить пасти свиней.

Девка на мгновение закрыла глаза, представив свое незавидное будущее. Но тотчас их открыла и по-трясенно взмахнула руками. Графиня уже сидела в седле, благо, что Данила еще не отъехал от крыльца, но уже отвязал Зарницу и передал поводья в руки конюха.

Графиня, казалось, дымилась от ярости. Впервые Ксения ослушалась ее приказа. В последнее время сестра дерзила и пререкалась, но чтоб не подчиниться, такого еще не бывало! Тем более она настоятельно просила поберечься и не спускать глаз с Павлика.

Пришпорив коня, графиня вдобавок стеганула его плетью, и Зарница в мгновение ока вынесла ее за пределы усадьбы.

Следы колес неплохо просматривались на дороге, и, следуя этому проводнику, Наталья через четверть часа обнаружила и коляску, и милующуюся в кустах парочку. Марфуша заметила ее первой. Вырвавшись из мощных объятий кузнеца, она заорала дурным голосом и, подхватив юбки, ринулась в сторону зарослей сосняка, что затянули подходы к невысокой горушке по другую сторону дороги.

Графиня быстро настигла ее и достала девку плеткой по спине. Та завизжала от боли и повалилась в пыль. Но навстречу графине уже мчалась перепуганная Ксения, следом за ней бежал Аркадий. Увидев, кто стал причиной переполоха, он остановился и помрачнел лицом.

Наташа натянула поводья, и лошадь затанцевала на месте.

— Где Павлик? — спросила она шепотом, но этот шепот, казалось, был слышен на другом берегу озера. Сестра лишь беззвучно открывала и закрывала рот и, похоже, была на грани обморока. Щеки ее побледнели, а без того большие глаза стали от ужаса размером с блюдце.