89  

Голос Волера:

— Пошел!

— «Браво-два», действуйте!

— Интересно, — пробормотал отставной швейцар.


Сначала Мариус Веланн решил, что ослышался, но на всякий случай сделал «Вайолент Фэмз» потише. Опять. Стук в дверь. Ну кто это может быть? Ведь все, кажется, разъехались на лето по домам. Это не Ширли. Ее он вчера встретил на лестнице, остановился и спросил, не хочет ли сходить с ним на концерт. Или в кино, или в театр на премьеру — на выбор. Бесплатно.

Мариус встал. Он почувствовал, что руки у него вспотели. С чего бы это? Ведь вовсе не обязательно, что это она. Он посмотрел вокруг и понял, что до этого момента никогда не задумывался, как выглядит его комната. Нет, беспорядка в ней не было: слишком уж мало предметов. Стены голые, разве что ободранный плакат с Игги Попом и печального вида полка с бесплатными CD и DVD. Жалкое жилище, в нем нет индивидуальности. В нем нет… Снова постучали. Он быстро заткнул край пледа, торчащий из-за спинки дивана, и направился к двери. Нет, не может быть, чтобы это была она. Не может… Открыл. Не она.

— Господин Веланн?

— Да? — Мариус смотрел на незнакомца с удивлением.

— У меня для вас пакет. — Человек снял рюкзак, достал оттуда конверт формата А4 и протянул Мариусу. На конверте была марка, но не было никаких имен.

— Уверены, что это мне? — спросил Мариус.

— Да. Распишитесь. — Он протянул планшет с прикрепленным листом бумаги.

Мариус сменил удивленный взгляд на вопросительный.

— Извините, ручки у вас не найдется? — улыбнулся велокурьер.

Мариус смотрел на него, понимая: что-то здесь не так. Но что?

— Момент, — сказал он.

Взяв конверт, он положил его на полку рядом со связкой ключей на брелоке в виде черепа, нашел ручку, обернулся и вздрогнул, заметив, что незнакомец стоит прямо за его спиной.

— Не слышал, как вы вошли. — Мариус издал смешок и уловил в нем нервные нотки.

Не от страха. В его родном поселке гости входили сразу и без спросу, чтобы не выпускать тепло и не впускать холод. Но в этом человеке было что-то странное. Он снял шлем и очки, и тут Мариус понял, что его смущало. Он был слишком старый. Обычно велокурьерам по двадцать с небольшим. А тут, несмотря на подтянутую фигуру, по которой его еще можно было принять за юношу, лицо сразу выдавало возраст. Незнакомцу было далеко за тридцать, а то и за сорок.

Мариус собирался уже что-то сказать, но взгляд его упал на то, что курьер держал в руке. Мариус Веланн видел достаточно фильмов, чтобы узнать очертания пистолета с накрученным на ствол глушителем.

— Это мне? — выдал он.

Незнакомец улыбнулся и направил пистолет на него. Прямо на него. В лицо. Тут Мариус впервые понял, что пора бы испугаться.

— Сядь, — произнес незнакомец. — Открой конверт.

Мариус тяжело опустился в кресло.

— Нужно кое-что написать, — добавил велокурьер.


— Отличная работа, «Браво-два»! — выкрикнул Фалькейд, на его бледном лице горел лихорадочный румянец.

Отто тяжело сопел. На экране объект лежал в наручниках на полу перед комнатой номер двести пять. Лицо было повернуто в сторону камеры, так что можно было видеть замешательство этого негодяя, гримасу боли и медленное осознание своего поражения. Сенсация. Нет! Нечто большее. Историческая запись! «Драматический финал кровавого лета в Осло: арест велокурьера-убийцы в момент, когда он готовится совершить свое четвертое преступление». Полмира передерется за эти кадры. О небо! Он — Отто Танген — богач. Никакой больше дряни из «Севен-элевен», никаких паскудников Волеров, он может купить… он может… они с Эуд Ритой могут…

— Это не он, — бросил отставной швейцар.

В автобусе стало тихо.

Волер подался вперед:

— Что ты сказал, Харри?

— Это не он. Двести пятая — одна из комнат, с жильцом которой мы так и не поговорили. По спискам значится Одд Эйнар Лиллебустад. Сложно распознать, что этот парнишка держит в руке, но по виду вроде ключ. Извините, ребята, но мне кажется, Одд Эйнар Лиллебустад только что вернулся домой.

Отто посмотрел на картинку. Оборудование в его автобусе — купленное и взятое под залог — стоило больше миллиона, с его помощью можно было легко вырезать картинку с рукой, увеличить ее и узнать, прав этот паскудник швейцар или нет. Но этого не потребовалось. Ветка яблони хрустнула. В окнах, выходящих в сад, загорелся свет, и голос в жестянке произнес:

  89  
×
×