Присягнувшие Тьме

Я проснулся на рассвете.

8 часов 30 минут

Я оделся и засунул свои вчерашние шмотки на дно рюкзака. Затем спустился в пустой ресторан гостиницы, чтобы выпить кофе, и бросил взгляд на утренние газеты. Об убийстве Бухольца и Мораза — ничего. Отсюда до Лурда около тысячи километров. Ничего и о Сарразене — слишком рано.

День передышки, и можно попытаться реализовать некоторые задумки.

Вернуться к истории спасения Манон.

Через полчаса я притормозил перед пожарной станцией в Сартуи. Голубое небо, белые облака. Все казалось спокойным. Новость о смерти Сарразена сюда еще не дошла. Никто не болтал во дворе, никто не говорил по мобильнику с выпученными глазами.

Просто обычная суббота, как любая другая.

Дрожа от холода, я обошел главный ангар. В правом крыле молодой человек с «ежиком» без энтузиазма поливал из шланга цементные плиты. Я окликнул его. Чтобы прекратить потоп, он выключил воду, что удалось ему не с первого раза, потом спросил фальцетом, устремив взгляд на мое удостоверение:

— Это по какому делу?

— Старая история, Манон Симонис. Утонувшая девочка, ноябрь восемьдесят восьмого года. Я ищу спасателей, которые достали тело.

— Для этого вам надо повидаться с начальником, он…

— В чем дело?

За спиной юнца появился крепкий мужчина. Лет пятьдесят, что хорошо было видно по его лицу, волосы в беспорядке, нос картошкой. На погонах блестели серебряные галуны.

— Майор Матье Дюрей, — сказал я воинственным тоном. — Я расследую убийство Манон Симонис.

— Чего ради? Срок давности давно истек.

— Появились новые факты.

— Вот те на. Какие?

— Не могу сказать.

Я чувствовал, что в любой момент могу засыпаться, но мне во что бы то ни стало нужна была информация. Остальное не имело значения. Офицер нахмурил брови. Тысячи морщинок разбежались от его глаз. Он заинтригованно спросил:

— Почему пришли к нам?

— Я хотел расспросить спасателей, которые участвовали в спасении ребенка.

— Я был в той команде. Что вы хотите знать?

— Вы помните, в каком состоянии было тело?

— Я не врач.

— Девочка уже была мертва?

Офицер бросил удивленный взгляд на своего подручного.

Я настаивал:

— Не было никаких шансов реанимировать Манон?

Теперь офицер выглядел разочарованным — он уделил внимание сумасшедшему.

— Бедняжка провела по меньшей мере час в воде, — ответил он, — температура ее тела опустилась ниже двадцати градусов.

— Сердце у нее не билось?

— Когда ее выловили, она не подавала ни малейших признаков физиологической активности. Кожа синюшная. Зрачки расширены. Что вам еще надо?

Я совершенно закоченел, но задал еще вопрос:

— Куда перенесли тело?

— Я не знаю.

— Вы не разговаривали с людьми из «Скорой помощи»?

Он перевел взгляд с меня на своего подручного и произнес:

— Все произошло очень быстро. У Службы скорой помощи был вертолет.

Я мысленно представил себе эту картину и вспомнил кое-какие факты.

12 ноября 1988 года, 19 часов. Проливной дождь. Жандармы обнаруживают тело в канализационном колодце. Спасатели тут же спускаются в шахту. Носилки поднимают наверх при свете прожекторов и мигалок. Медики из «Скорой помощи» решают использовать вертолет. Почему? Куда они доставили Манон? Офицер предположил:

— Они, должно быть, отвезли ее в Безансон. На вскрытие.

— А где базируется вертолет скорой помощи? — спросил я. — В Безансоне?

Мужчина посмотрел на меня внимательно, как будто хотел обнаружить скрытый смысл в моих вопросах, и объявил, качая головой:

— Воздушный транспорт им предоставляет частная фирма, находящаяся в Морто.

— Как называется?

— «Коделия». Но я не уверен, что тогда именно они…

Я кивком поблагодарил обоих спасателей и бегом бросился к машине.

Через полчаса я доехал до колбасной столицы, скучившейся меж гор. Вертолетный аэродром находился на выезде из городка, на дороге в Понтарлье. На круглой взлетно-посадочной площадке, у ангара из рифленого железа, стоял один вертолет.

Не доезжая ста метров, я сделал остановку и стал размышлять. Можно потерять все или сорвать банк: либо дежурные окажутся покладистыми и откроют мне свои архивы, либо моего удостоверения будет недостаточно, и тогда ниточка оборвется. Такой риск был непозволителен.