Мир без Солнца

— А этого и не требуется, — улыбнулся Леру. — Согласитесь, господин Бергсон, если бы исчезновение пенала было связано с несоответствием молекулярных структур и физико-химических связей, соединяющих его атомы в молекулы и придающих ему определенную пространственную форму, физическим законам, действующим в этом мире, то в таком случае и песок пустыни, оказавшись в пределах станции, где сохраняются законы, присущие нашему миру, должен был бы превратиться в ничто. Да что там станция, — любому из нас достаточно было бы зачерпнуть песок в пригоршню, чтобы тут же убедиться, что в ладони у него ничего нет. Однако этого не происходит.

— Ну, и что вы хотите этим сказать, господин Леру? — через плечо посмотрел на философа Бергсон.

— Только то, что я уже сказал, — развел руками Леру. — Мои познания в современной физики не настолько велики, чтобы я мог позволить себе делать какие-либо основополагающие выводы. Но то, что я наблюдаю вокруг вот уже в течении недели, и в особенности то, свидетелями чего мы стали сегодня, подводит меня к мысли о том, что объяснения следует искать не на уровне молекулярной физики.

— А где же? — с интересом посмотрел на философа Кийск.

Леру улыбнулся и сделал свой излюбленный жест, — приложил палец, ко лбу.

— Здесь, господин Кийск. Только здесь, и более нигде.

Пытаясь понять, что имел в виду философ, Кийск сосредоточенно сдвинул брови к переносице.

— Не понимаю, — вынужден был признаться он спустя какое-то время.

— А здесь нечего понимать, господин Кийск, — подал голос с переднего сиденья Бергсон. — Господин Леру хочет сказать, что имеющий разум не нуждается в механистических дополнениях к нему, вроде тех приборов, которые используем мы для изучения окружающего мира.

— Ошибаетесь, господин Бергсон, — очень мягко возразил своему оппоненту Леру. — Я имел в виду нечто совершенно иное. По моему разумению, ответы на все имеющиеся у нас вопросы следует искать не в сфере точных наук, а в той области знаний, которая занимается изучением внутреннего мира человека.

— Этого я тоже не в силах понять, — усмехнувшись, покачал головой, Бергсон.

— Насколько я понимаю, внутренний мир человека это именно ваша прерогатива, господин Леру, — обратился к философу Кийск.

— Не совсем так, господин Кийск, — ответил, слегка наклонив голову к плечу, Леру. — Но, тем не менее, в этой области я разбираюсь куда лучше, нежели в молекулярной физике.

— И что же?

Прежде, чем ответить, Леру запрокину голову, чтобы взглянуть на багровое небо, похожее на неумело разрисованный купол огромного планетария. Зрелище показалось ему настолько грустным, что он тяжело и протяжно вздохнул.

— Причина всего происходящего заключается в том, что мира, который мы видим, попросту не существует. Это всего лишь иллюзия.

Единственным, кто при этих словах философа не посмотрел на него удивленным взглядом, был рядовой Рахимбаев, которому приходилось следить за дорогой. Но даже он как-то зябко повел плечами.

— Бред, — фыркнул Бергсон.

Получилось у него это как-то очень уже вымученно и совершенно неубедительно. Он как будто не высказывал собственное мнения по поводу услышанного, а пытался сам себя убедить в том, что гипотеза Леру представляется ему совершенно неубедительной.

— Позвольте с вами не согласиться, — возразил Леру. — Это именно иллюзия, а не бред.

— Выходит, мира вокруг нас вовсе не существует? — спросил, поведя рукой по сторонам, Ли Тан-Бо. — Это что-то вроде виртуальной реальности?

— Нет, — отрицательно качнул головой Леру. — Этот мир реален, но иллюзорен. То есть, мы воспринимаем его не таким, какой он есть на самом деле.

— Но почему именно пустыня? — спросил Кийск.

— Не забывайте, что мы имеем дело с иллюзией, созданной довольно-таки значительным числом людей. Ровное открытое пространство, — это самое простое, что только может вообразить себе человек; своего рода компромисс, к которому все мы негласно пришли.

— У вас имеются доказательства, подтверждающие вашу теорию, господин Леру? — спросил, не скрывая скептицизма, Бергсон.

— Конечно, — Леру вновь коснулся пальцем лба. — Попытайтесь, господин Бергсон, предложить более простое и непротиворечивое объяснение тем фактам, свидетелями которых мы были, и, если вам это удастся, я с радостью признаю, что моя теория несостоятельна. А до тех пор я буду использовать ее в качестве рабочей гипотезы, которая, как мне представляется, способна объяснить многое, если не все.