Мир без Солнца

— Например?

— Вы, должно быть, обратили внимание на то, что, когда вы идете по песку, ноги в нем не вязнут. Я объясняю это тем, что песок иллюзорен. Создавая его с помощью нашего коллективного воображения, мы на подсознательном уровне позаботились о том, чтобы нам было легко и удобно ходить по нему. У вас имеется какое-либо иное, боле убедительное объяснение, господин Бергсон?

Бергсон в ответ только презрительно фыркнул. Ему нечего было противопоставить гипотезе Леру, но при этом он не желал признавать своего поражения. А потому он просто решил сделать вид, что не намерен продолжать обсуждение данной темы ввиду ее абсолютной несерьезности.

— Выходит, сколько бы мы не ехали, мы не увидим ничего, кроме красной пустыни? — спросил, не оборачиваясь на сидевших позади него, Рахимбаев.

— Ну, во-первых, как совершенно справедливо заметил господин Бергсон, моя теория пока что остается всего лишь одной из возможных гипотез, объясняющих странности этого незнакомого нам мира, — ответил на вопрос десантника Леру. — Для подтверждения ее требуются дополнительные факты. Во-вторых, мы уже были свидетелями удивительного и труднообъяснимого с точки зрения естественных наук исчезновения пенала для микрочипов. Увидеть что-то подобное вблизи станции невозможно. Я полагаю, что к настоящему моменту мы отъехали достаточно далеко для того, чтобы полностью исключить возможность воздействия на окружающий нас мир воображения людей, оставшихся на станции. Сейчас мы видим только то, что создано нашим собственным воображением.

— Почему же мы по-прежнему видим только пустыню? — спросил Ли Тан-Бо.

— Инертность мышления, — ответил Леру. — Мы привыкли воспринимать пустыню, как единственно возможную реальность данного мира, а потому продолжаем воображать ее себе даже тогда, когда могли бы представить и, соответственно, увидеть нечто иное.

— Быть может господин Леру создаст для нас что-нибудь, вроде цветущего розового куста или прохладного родника среди песков? — усмехнулся Бергсон.

— Даже и пытаться не стану! — протестующе взмахнул руками Леру. — Кто знает, чем могут обернуться подобные эксперименты. Пустыня, по крайней мере, не таит в себе никакой опасности.

— А чье воображение создало это? — сняв правую руку с руля, Рахимбаев указал вперед, на небольшую черную точку на фоне багрового небосвода, двигавшуюся в направлении квада.

— Что это? — спросил, всматриваясь в приближающийся объект, Бергсон.

Ему никто не ответил.

— Тормози, — приказал водителю Кийск.

Рахимбаев рванул на себя тормозной рычаг, и квад, как вкопанный, замер на месте.

Отстегнув клапан походного ранца, стоявшего у него возле ног, Кийск достал рефракционный бинокль, похожий на небольшую плоскую коробку со встроенными в нее линзами. Едва приложив бинокль к глазам, Кийск коротко выругался и кинул прибор на сиденье. Системы автоматической наведения на резкость и цифровой обработки изображения не работали. Глядя в бинокль, Кийск видел только серые расплывающиеся тени.

Летающий объект тем временем значительно увеличился в размерах и приобрел четко выраженную ромбическую форму, сделавшись похожим на парящего на ветру воздушного змея. Вот только ветра не было. Да и размеры «змея», с учетом расстояния, должны были быть поистине гигантскими.

— Оружие к бою! — скомандовал Кийск. — Режим автоматической стрельбы!

Одновременно щелкнули переключатели трех трассеров, переводящие оружие в боевой режим.

Бергсон выдернул из кобуры пистолет.

В руках у Леру вновь появился цифровой фотоаппарат.

— О, боже мой, — негромко произнес Бергсон, когда стали ясно видны очертания летящего по воздуху объекта.

Теперь уже не возникало сомнений в том, что это было живое существо, нечто вроде огромной рептилии, парящей на широко раскинутых в стороны ромбовидных крыльях.

— Ничего себе, птичка, — присвистнул Рахимбаев и вскинул трассер, беря летуна на прицел.

— Не стрелять! — приказал Кийск.

Рахимбаев с разочарованным видом опустил трассер.

— Я мог сбить его одним выстрелом, — сказал он, скосив на Кийска недовольный взгляд.

— А тебе не приходило в голову, что это может оказаться разумное существо? — спросил Кийск.

Рахимбаев ничего не ответил. Но, судя по выражению его лица, предположение, высказанное Кийском, не нашло в его душе понимания.

— Это птеродактиль! — изумленно воскликнул Бергсон.