Дрянь такая!

Чего скрывать, мне очень хотелось побыстрее вернуться назад, туда, где сейчас всходила луна, а веселый мужик в тельняшке горланил песни про девушку своей мечты… И если бы Суворов предложил мне возвратиться в Озерки, я бы немедленно согласилась. Я уже смирилась с тем, что наша поездка не удалась, и теперь, наверняка придется обращаться в милицию, и объяснять этому чертову Хрусталеву, с каких это щей я рванула в Озерки?

Суворов вернулся в машину, положил руки на рулевое колесо, вопросительно посмотрел на меня и в который раз за день сказал совсем не то, что я хотела услышать:

— Среди деревьев просматривается какая-то проплешина, то ли зимняя дорога, то ли гать… Может… — Он не закончил фразу, потому что неподалеку заплакал ребенок. И тут же смолк.

— Это не птица! — сказал вдруг охрипшим голосом Суворов.

— Не птица! — как эхо повторила я.

— Надо проверить, — Суворов открыл дверцу. — Оставайся в машине!

— Нет, я с тобой, — схватила я его за рукав.

— Пошли! Только тихо! И не орать в любом случае! — коротко бросил он, приняв, как должное, мой порыв. И я подумала, что я для него отнюдь не женщина, а просто соратник, боевой друг, напарник…

Пригнувшись, мой командир бесшумно скользил среди деревьев. Я покорно двигалась следом. Под ногами зачавкала грязь, ноги тотчас промокли. Я вспомнила про резиновые сапоги в багажнике, но подумала, что в них бегать гораздо труднее. А я уже не сомневалась, что побегать нам придется. Через пару минут мы поднялись на небольшой, поросший мхом и травой увал и сразу увидели машину. «Нива» стояла внизу на небольшой поляне, и фары освещали лежавшего на траве человека. Это была женщина. Темные волосы разметались по земле, она валялась, как тряпичная кукла, раскинув руки, и не шевелилась. Над ней склонилась Людмила, а от машины шел человек с куском брезента в руках.

— Тихо! — приказал мне Суворов, и мы присели за разлапистой молодой елочкой.

Мужчина подошел к Людмиле и что-то негромко сказал. Я судорожно перевела дыхание. Это был тот самый парень, охранник, бывший сосед Людмилы, как она его отрекомендовала. Теперь я поняла, что это за человек. Заплечных дел мастер, которому, действительно нельзя доверять чужую жизнь.

— Я пошел! — Одними губами прошептал Суворов и ринулся вниз еще до того, как я успела возразить.

Открыв рот от изумления, я наблюдала, как он мчится по склону. Но голову я потеряла не от страха, а оттого, что увидела вдруг в его руке пистолет! Откуда он у него взялся?

— Стоять! Ни с места! — Рявкнул он, влетая на поляну.

Людмила взвизгнула и метнулась в сторону. Затрещали кусты. Людмила прошла их тараном, как матерый сохатый. А парень отбросил брезент и рванулся в сторону Суворова. Я зажала ладонями рот, ведь Суворов приказал мне не орать даже в самом паскудном случае.

И все-таки я не могла сидеть в укрытии, и спокойно наблюдать, как Суворова убивают. В руках у парня блеснул нож, а я не думала, что у Саши настоящий пистолет, скорее всего, газовый или спортивный. Я подхватила с земли сучок, и только поднялась на ноги, как поняла, что моя помощь Суворову не требуется. Видно, нож был не тем оружием, которое могло напугать и остановить бывшего пограничника. Через секунду его противник валялся на земле и верещал, как заяц. Суворов заломил ему руки за спину и защелкнул на них наручники. Теперь я вовсе ничего не понимала. Пистолет? Наручники? Куда я попала? Откуда у дворника сей милицейский набор?

— Аня! — крикнул мне снизу Суворов. — Спускайся вниз!

Я послушно направилась к нему. Красавчик Гена смерил меня мрачным взглядом. Он стоял на коленях, обняв, словно любимую девушку, корявую валежину. Я не ошиблась, на его запястьях блестели наручники.

— Постой здесь, — приказал Суворов и кивнул на обломок сучка, который я не выпускала из рук. — Если попытается освободиться, сразу бей по голове. А я попробую отыскать эту суку! — И он кивнул на темную чащу, в которой скрылась Людмила.

— А это… Она… — Я старалась не смотреть в ту сторону, где лежала Марина. — Что с ней?

— Ей уже не поможешь! Накрой ее брезентом и посмотри, где ребенок? — Он пнул в бок мало походившего на прежнего красавчика Геннадия. На щеке у того кровоточила изрядная ссадина, а под глазом отсвечивал изрядный синяк.

— Где ребенок? — рявкнул Суворов. — Если убили, пристрелю на месте!

Негодяй втянул голову в плечи и, заикаясь, пролепетал:

— В-в м-машине! Людка его эфиром усыпила!