Куявия

Ральсвик взял ее за плечо и развернул. Она уткнулась лицом в меховую одежду, расплакалась. Широкая ладонь гладила ее по волосам, негромкий голос произнес:

– Он был сильным и храбрым воином.

– Да, – прошептала она сквозь слезы.

– Он единственный, кто еще борется, – сказал Ральсвик. – Кто еще боролся… За это мы его уважали. Пусть его родные скалы будут ему пухом… а небо примет отважного воина! Пошли, Блестка, пошли! Придон там места себе не находит.

* * *

Яська вылетела вслед за Иггельдом, раз он помчался на север, она пошла расширяющимися кругами на восток, обследовала все тропки на расстоянии втрое дальше, чем если бы беглянку несли быстрые кони, потом вернулась, обнаружила, что Иггельд еще не вернулся.

Сперва ее терзала смутная тревога, хотя Черныш уже наверняка устал и запросился бы домой. Но, возможно, Иггельд дал ему перевести дух на удобном уступе, накормил из мешка, снова ищет…

Какой уступ, мелькнуло у нее в голове, какой мешок, Иггельд ринулся в чем есть, даже доспехи не надел. Хорошо, если меч успел нацепить…

Искала долго и на севере, едва не повернула обратно, но взгляд зацепился за обнажившиеся камни, один даже блещет свежим сколом, а пласты снега сброшены, хотя лавины не было. Снизилась, рассмотрела отчетливо следы многих ног, что повергло в недоумение, сделала круг еще, дракон почему-то беспокоился и все пытался снизиться в само ущелье.

Яська опасливо измерила взглядом расстояние между скалами, слишком тесно, но внизу в самом деле странная россыпь камней, а дальше… Сердце остановилось, она вскрикнула:

– Скулан!.. Скулан, они там, это же Черныш… Быстрее, быстрее!

Скулан зашел в ущелье, понесся между каменными стенами, почти касаясь крыльями, начал быстро снижаться. Яську затошнило от быстро мелькающих каменных стен. Дракон заскрипел, она чувствовала, как он набрал в грудь воздуха и напряг все мышцы, уперся в незримую преграду, снизу больно ударило, затрясло, быстро мелькающие стены стали видны, замерли.

Она торопливо слезла с бурно вздымающегося бока. Огромная черная туша лежала, распластавшись, как поняла тотчас же, Черныш перед ударом не сумел сжаться в ком, а Иггельд лежал на россыпи мелких камней, Яська издали увидела лужу крови и массу сырого мяса в месте груди и живота брата. Все это слабо шевелилось, дергалось, она остановилась, ухватилась за рот, почудилось, что кишки вывалились наружу. Ноги ослабели, но заставила себя двигаться, идти. Прямо перед Иггельдом застыла массивная, залитая кровью голова Черныша, глаза дракона закрыты.

– Иггельд… – простонала Яська.

Слезы брызнули из глаз. Красное мясо на груди Иггельда дернулось, она сделала еще пару шагов и поняла, что это огромный язык Черныша, он зализывал раны любимому родителю, а потом вообще накрыл его грудь языком, спасая от лютого холода.

Она подбежала, колени подломились, упала перед братом. Лицо Иггельда бледное, свежая кровь на губах, страшно рассечена скула, волосы в слипшейся и уже замерзшей крови. Он застонал под ее пальцами, веки медленно приподнялись. В глазах было безумие, Яська заплакала:

– Живой!.. Все равно живой!..

С посиневших от холода губ сорвалось:

– Где… она…

– Живой, – повторила Яська. – Брат мой, единственный… только ты у меня остался!.. Не умирай…

Иггельд попробовал приподнять голову, лицо дико исказилось, смертельная бледность залила лоб и щеки.

– Что… с Чернышом?

– Умирает, – ответила она, плача. – Его уже не спасти. Но он спас тебя.

– Черныш, – прошептал он. – Что у меня за жизнь… одни потери. Сперва Ратша, потом Артанка, теперь – Черныш… Три беды в один день…

Она помогла приподняться, сесть. Черныш приподнял тяжелые веки, Там боль, нашел силы слабо лизнуть руку хозяина. В любящих глазах Иггельд увидел просьбу о прощении, что расстается, что не сможет больше летать, носить его, любимого родителя, над облаками, над горами и всем миром. Даже Яська, знающая драконов меньше, поняла, что Черныш мог бы перед ударом скрутиться в ком, его ударило бы плечом, где самые могучие пласты мышц, к тому же покрытые костяными плитами доспехов, перевернуло бы через голову и покатило, ударяя о камни и расщепляя их на щебенку своей тяжестью, он остался бы не только жив, но и почти цел, у драконов это в крови, еще их предки научились, иначе бы вывелись начисто, слишком часто приходилось вот так срываться в пропасти, но Черныш нарочито падал плашмя, из последних сил цепляясь за стены растопыренными крыльями, лапами, возможно, даже пастью, вот какая изуродованная, с выбитыми зубами, так как все время помнил о любимом родителе на загривке, старался смягчить – чтобы спасти, уберечь, даже ценой жизни…