Иггельд уставился в одну точку. Плечи вздрогнули, затряслись. Лицо искривилось, в глазах влажно заблестело.
– Он… – вырвалось горькое из перехваченного горла, – он лизнул меня… умирал уже… Он все понимал!
Апоница ощутил, что у самого подступают слезы, голос дрогнул:
– Мне знакомо, Иггельд. Помнишь, как умирал мой Обгоняющий Ветер?
– Твой… от старости!
– Все равно, у меня сердце едва не остановилось.
– А мой… мой погиб…
– Но мой умер, умер… А я с ним вместе сорок лет!
Голос прервался, подбородок мелко-мелко задрожал. Иггельд придвинулся ближе, касаясь плечами и стараясь поддержать старого друга, изо всех сил сдерживая и не в силах удержать слезы. Каждый сейчас видел своего умирающего друга, в комнате слышались только тяжелое сдавленное дыхание, тягостные вздохи.
Наконец Апоница вытер слезы, вздохнул, голос прерывался и вибрировал, но заговорил как можно тверже, по-деловому, жизнь продолжается, а любое горе надо вытеснять неотложными заботами:
– Иггельд, ты мягкий и добрый… но сейчас, извини, случилось так, что на тебе – вся Долина. И все мы. Так уж получилось, решать тебе…
Он умолк, смешавшись, бесцельно перебирал пустые кувшины, трогал чаши. Иггельд проговорил с болью:
– Черныш погиб по моей вине…
– Не по вине, – возразил Апоница.
– А что же?..
– Я же говорю: так получилось. Я бы даже сказал, по доброте. Иггельд, Долину наводнили беглецы. И уже распоряжаются, как в своих землях. Наш народ ропщет!.. У нас все-таки все свободные…
Иггельд долго молчал, а когда поднял голову, Апоница отшатнулся. Глаза Иггельда горели мрачным огнем, лицо окаменело, только на висках вздулись толстые синие жилы, пульсировали, кое-где остались темные сгустки засохшей крови. Он медленно наливался недоброй силой, согнутые плечи раздались, развернулись, а когда выпрямился, все еще не поднимаясь из-за стола, Апоница ощутил в нем другого человека.
– По моей доброте? – повторил он глухо. – Скажи прямо: по моей слабости, моей трусости. По моему трусливенькому желанию заниматься только любимым делом… а все неприятное пусть решается само… или пусть кто-то решает другой Вот и… решили. Я потерял любимую женщину и любимого верного друга! Даже двух друзей, Ратша ушел из-за моего, скажем правду, предательства. . Я потерял все, из-за чего стоило жить.
Он поднялся, Апоница молча смотрел, не зная, что сказать, как он подошел к окну, выглянул, движения стали резкие, отрывистые, словно в одной руке меч, в другой щит. Повернулся, бросил резко:
– Сколько у нас верных людей?
– Да все, – ответил Апоница сразу же. – Все мужчины, это триста человек, сразу же возьмутся за оружие!
– А сколько… гостей?
– Этих около двух тысяч, – ответил Апоница нехотя, тут же добавил торопливо: – Но меньше половины способны взяться за меч. Да и те, сам знаешь, раз уж бежали, спасая шкуры, то не очень-то восхотят их терять здесь. Или даже попортить.
Иггельд подумал, кивнул.
– Хорошо. Призови их, расскажи зачем. Думаю, ты уже понял.
– Я понял, – ответил Апоница торопливо. Добавил с надеждой: – Надеюсь, понял правильно.
– Еще как правильно, – ответил Иггельд с мрачной угрозой. – Еще как.
Солнце медленно поднялось из-за гор, яркие лучи пронзили невесомый воздух и залили жидким золотом Долину. Тени стали резче, глубже, темнее, зато на свету все заблистало, задвигалось быстрее.
Звонко и пронзительно зазвенели трубы, все останавливались, поворачивали головы. Трубы настойчиво призывали всех-всех на городскую площадь. Там убрали телеги и загасили костры, чтобы поместить как можно больше народу. Иггельд не показывался долго, а когда наконец вышел, многие удивились перемене: впервые он появился в доспехах, рукоять меча из-за спины, на сгибе левой руки блестящий шлем. Ропот в толпе начал умолкать, все смотрели, как он остановился на краю верхней ступеньки, высокий и мужественный в полном боевом доспехе воина.
Иггельд оглядел огромную площадь, заполненную народом, сердце стучало так, что раскачивало его вместе с этими тяжелыми доспехами. Беры держатся в окружении знатных беричей и песиглавцев, с которыми добрались в эти ужасные горы, их непристойно пышные и яркие одежды выглядят ругательством среди чистых и скромных одеяний долинчан. На крышах начали появляться лучники, но их видит только он, потому что знает, куда смотреть, в сторонке пролетел дракон – это Яська ждет условного знака.