Куявия

– Блестка, – прошептал он едва слышно, – что мне сделать, скажи?.. Да, я уже знаю твое имя, Пребрана сказала… Нет, я ее пальцем не тронул! Ведь помогала тебе!.. Пусть даже против меня… Прости, Блестка, на меня свалилось слишком много, я не готов ни к обороне Долины, ни к этому вот торжественному схождению с гор, ни… тем более!., к встрече с тобой, чьим именем у меня начинается день, длится и заканчивается… Нет, я оправдываюсь, а это недостойно. К встрече с любовью каждый должен быть готов, пасет ли овец, коней, драконов, князь или тцар – все равно, мы все соискатели твоей улыбки, твоего взгляда, твоей милости…

Впереди Антланец насторожился, привстал в стременах. Иггельд видел, как выпрямилась спина, плечи раздвинулись, от всей крупной фигуры повеяло тревогой.

– Что случилось? – спросил Иггельд.

– Сюда прет крупный отряд, – сказал Антланец, не отворачиваясь. Добавил: – Конный, конечно.

Рука Иггельда потянулась к мечу.

Сыновья Антланца окружили, готовые защищать своими телами.

Ногайка крикнул торопливо:

– Лучше отступить!.. Здесь нас всего десять человек…

– Остальные где? – рявкнул Антланец.

– Дорога трудная, – сказал Чуб, оправдываясь. – Отстали…

Иггельд оглянулся с тоской, дорога, по которой только что ехали, манила прохладой, зеленью, жизнью.

– А их сколько? – спросил он.

– Много! – выкрикнул Ногайка. – Больше двух сотен!

– Тогда отступим, – сказал Иггельд. – Двадцать к одному – многовато.

Он начал поворачивать коня. Грохот копыт стал слышнее, из-за поворота выметнулись артанские всадники на горячих быстрых конях. Здесь артане все как один обнаженные до пояса, крепкоплечие, солнце блестит на молодой здоровой коже, скачут весело, беспечно, Иггельд услышал шуточки, смех.

– Поздно! – прокричал Чуб.

Ногайка, самый сметливый, несмотря на юность, крикнул звонким, почти детским голосом:

– Эй, как проехать в Черномлык?

Передний артанин прокричал веселым голосом:

– Прямо, никуда не сворачивая!.. Вы чьи люди? Улана? Тогда почему с вами нет Черемши?

Ногайка расхохотался.

– А вы не знаете, что с ним приключилось?

– Нет, – ответил артанин заинтересованно.

Они съехались ближе, Ногайка выхватил меч и быстро ударил артанина по голове:

– Вот что!

Голос его был лютый, он весь стал крупнее, словно раздувшийся перед боем петух. Артане оцепенели, Ногайка успел ударить еще одного, и тут артане схватились за топоры. Рядом с Ногайкой уже дрался Чуб, справа рубились холодно и мрачно братья Бусел и Крица, угрюмые и нелюдимые великаны, кричал и ругался Кольцо, он рубился сразу с тремя артанами, успевая парировать удары их топоров огромным щитом, а его меч всякий раз находил брешь, то один артанин, то другой отшатывались, брызгая кровью…

Иггельд нанес удар на мгновение позже, чем Ногайка рассек голову первому артанину. Холодное бешенство овладело им, он рубил, рассекал, повергал, тяжелые удары сотрясали его тело, но чувствовал себя, как могучий дуб, по которому бьют камнями.

Меч обагрился кровью, при взмахах с лезвия веером срывались красные капли.

Он чувствовал себя горной лавиной, что сметает на пути все живое, сносит деревца, кусты, камни. Полуголые люди вырастали перед ним, он видел оскаленные рты, бледные лица, в ушах неумолчный крик, тут же эти люди исчезали под копытами его коня, он рубил и крушил новых, что вырастали следом, справа и слева так же неумолимо надвигались великаны Антланец и Бакула.

Их удары настолько страшны, что веселье артан сдуло как ледяным ветром. Они пятились, отряд смят, кони визжали и кусались, люди никак не могли выбраться из толчеи. Великаны Антланца встали в тесном ущелье от стены до стены, чтобы артане не смогли зайти со спины. Первые две линии артан вырублены начисто, в глубь их отряда вклинился Иггельд, за ним едва поспевали сам Антланец и Бакула, Бусел держался за их спинами, но он так ловко орудовал длинной пикой, что нередко страшные удары великанов обрушивались на уже окровавленные головы врагов.

И все-таки артане опомнились, дрались в обороне, устояли, затем начали теснить закованных в железо всадников. Иггельд видел искаженные стыдом и яростью лица, артан в двадцать раз больше, но дали себя потеснить, это позор, и даже полное истребление этих куявов не смоет позора…

Иггельд рубился в бешенстве, меч рассекал все, что попадалось под удар: щиты, рукояти топоров, тела артан, конские головы. В воздух взлетали отрубленные руки с зажатыми топорами, по нему били уже со всех сторон, его товарищи отступили, их отжали, а он все рубился, в помятых латах, забрызганный кровью. В черепе шумело, кровь заливала глаза. Во всем теле жар, меч потяжелел, но конь дико ржал, вздымался на дыбы, копыта крушили тонконогих артанских коней, а длинный меч Иггельда рассекал незащищенные тела всадников.