Ингвар и Ольха

– Рудый, – сказала она тоже громко, – ты в самом деле послал человека в свои земли?

В его глазах мелькнула тень тревоги. Сердце ее оборвалось. Холодея, повторила:

– Ты… послал… за гривнами?

– Да-да, конечно, – пробормотал он, но она видела по его лицу, что воевода врет. – А что… что стряслось?

– Рудый, – сказала она мертвым голосом. – Все твои люди здесь. И твой отрок по-прежнему выгуливает твоего коня.

– Я послал другого…

– Кого? – потребовала она.

– Ну, другого… У меня много людей.

– Назови, – сказала она, – я ведь знаю твоих людей.

Он уже пришел в себя, натянуто улыбнулся:

– Ольха, мы ж друзья! Ты мне не веришь?

Она резко повернулась и почти побежала через двор. Рудый что-то крикнул вслед, но Ольха чувствовала по тону, что воевода после ее ухода вздохнул хоть и со стыдом, но и с облегчением.

Крыльцо правого крыла терема было затоптано грязью. От ступенек несло кислой блевотиной. Воняло мочой, стража привыкла мочиться прямо с крыльца, от чего Ольха в окружении русов отвыкла быстро. Бегом она миновала сени, оскальзываясь на объедках и разлитой браге, вихрем влетела в коридор. Было непривычно сумрачно, в дальнем конце горел один старенький светильник.

На быстрый стук ее сапожек выглянула сонная сенная девка. Лицо ее было припухлое, заспанное, пухлые губы покусаны. Сарафан сползал с голых плеч, видны были следы от грубых пальцев.

– Чо? – спросила она всполошенно. – А?..

– Где воевода Студен? – крикнула Ольха.

– Воевода? – переспросила девка тупо, на Ольху пахнуло застоялой брагой. – А, воевода… Это который с черной бородой?

– Да-да, он!

– Воеводы нету, – заулыбалась девка, вздохнула облегченно. – И его дурней нету.

Ольха ощутила, как внутри все оборвалось. Помертвевшими губами вымолвила:

– Как это… Где он?

– Отбыл, – сказала девка уже охотнее. Она пощупала плечо, где красовался синяк с багровым оттенком, поморщилась, заглянув себе в вырез платья. – Так вдруг! Прямо среди ночи собрался и умчался. Вроде бы какое-то важное дело у него. Неотложное.

Ольха впервые ощутила, что близка к беспамятству. В ушах тоненько зазвенело, будто жужжал настырный комар. Перед глазами потемнело, в ночи заблистали реденькие искорки, да и те гасли, гасли…

Огромным усилием заставила себя вынырнуть, с трудом проглотила тяжелый ком в гортани. Без всякой надежды спросила:

– А куда? Не сказал?

Вопрос глупый, вызванный отчаянием, откуда сенной девке знать, но та истово закивала, довольная:

– Как же, знаю! Как не знать!

– Куда? – не поверила Ольха.

– Он сказал своим, чтобы ехали в Киев, а он сам заедет на постоялый двор к Абраму. Там у него встреча с одним торговцем. Это на перекрестке дорог из Киева на Канев. Там еще рядом дорога на Урюпино. Корчма на прибыльном месте…

Ольха не поверила своей удаче:

– Это точно? Ты все расслышала верно?

– Клянусь, – сказала девка. – Он им три раза повторил. Тупые у него гридни, вот что скажу!

Стены замелькали по обе стороны, когда Ольха неслась обратно. Выскочив на крыльцо, ослепленная ярким светом, на мгновение растерянно остановилась, вцепившись в перила. Студен уже не вернется. Он уедет в Киев вслед за великим князем, а оттуда либо в свои земли, либо уйдет с войском куда-нибудь на кордоны. Ищи-свищи ветра в поле.

Ее взор упал на лениво слонявшихся по двору дружинников. Ее не выпустят…

– Павка! – вскрикнула она, заприметив знакомую фигуру. – Павка, прошу тебя!

Дружинник приблизился к крыльцу. Его серые глаза цвета морской волны северного моря внимательно пробежали по ее взволнованному лицу.

– Ольха, – сказал он дружески, – что с тобой? Ты только укажи, кто тебя обидел. Я ему рога посшибаю враз.

Ольха сама чувствовала, какое отчаяние звенит в ее голосе.

– Павка, я погибла… Все погибло. Ты можешь помочь, но не расспрашивать?

Мольба в ее голосе была такой страстной, что Ольха ощутила, как на ее глаза навернулись слезы. Она смотрела на него до тех пор, пока все не расплылось, пока не ощутила соленый вкус на губах.

Павка сказал осторожно:

– Ольха, ты мне как сестра. Если это не повредит Ингвару… Новой Руси, то скажи только. Моя рука и мой меч – твои.

– Клянусь, – сказала она страстно. – Это не повредит Ингвару… а совсем-совсем напротив! Я боюсь, что ему будет вред, а мне – позор.