Ингвар и Ольха

Ольха на черно-багровое облако смотрела с ужасом. Огромный город, к разукрашенным теремам и красоте которого все еще не могла привыкнуть, погибает на глазах. И почему-то его не спасают.

Зверята сказала горько:

– А кому спасать? Там все друг другу в глотки вцепились.

– А что делят?

– Как что? Каждый хочет править. Пусть не Новой Русью, ее теперь не будет, а хотя бы здешними полянами. Отыскались потомки еще более древних князей, новые вожди, а соседние племена норовят оттяпать часть земель… Правда, и поляне уже посылали свои отряды на захват земель типичей и тишковцев.

Ольха не поверила:

– Поляне?.. Когда у них самих такое?

Еще видели бредущих по дальней дороге погорельцев. Судя по их виду, Киев выгорел весь. Спасшиеся от огня разбредаются по окрестным весям, уходят в леса, спешно роют землянки на месте своих домов, копаются в пепелище, растаскивают обгорелые остатки скарба…

Ольха с Ингваром почти не виделись. Он, похоже, избегал ее, как лесного пожара. Она настойчиво напоминала себе, что ему не до пленницы, навязанной в невесты. Надо крепить оборону, выжидать за стенами, не зная, чем кончится внезапная смута, мятеж и раздоры. Если подойдут с кордонов Новой Руси дружины русов, быть резне, затяжным боям. Славян как листьев в лесу, на каждого руса придется не по сто воинов, как полагал Олег Вещий, а по тысяче!

Ингвар в самом деле избегал Ольхи. Что ей ответить, если скажет, что уже передохнула и готова отправляться домой? Да, сейчас опасно женщине появиться без охраны, даже славянке. Но если Ольха возразит, что ей ничего не грозит, она-де не пришла из-за моря, то ему ничего не останется, как дать ей коней, дары и отпустить…

После возвращения он почти не бывал в тереме, иной раз даже забывался коротким сном прямо на сторожевой башенке. Его кремль считают крепким орешком, но он-то знает, насколько здесь уязвимо! А если знает он, то может и среди славян отыскаться такой, что способен взять этот замок если не с налету, то хотя бы осадой.

Сегодня он, забежав переодеться, отшатнулся, переступив порог своей комнаты. Кто-то побывал здесь, побывал с недоброй целью. Что-то искал, искал везде, тщательно, ничего не упуская. Даже стол и лавки сдвинуты, видно по темным пятнам от ножек. Обе скрыни зияют пустотой. Сломанные замки лежат тут же на полу, а содержимое скрынь разбросано в беспорядке. Даже постель вспорота, пух и перья устилают ложе, однако не скрывая порезанного на куски толстого одеяла. Искали что-то мелкое, если даже с одеяла содрали подкладку!

Драгоценности, подумал он. Нет, так мог думать только чужак. Свои знают, что в его комнате нет ни золотых монет, ни алмазов, ни яхонтов. Так что же могли искать?

– Зверята! – крикнул он громко. – Эй, позвать сюда Зверяту!

Зашлепали босые ноги теремных девок. Зверята явилась насупленная, но враз побелела, увидев комнату. Ингвар кивнул мрачно. Если уж мимо Зверяты кто-то проскользнул незамеченным, то это либо невидимка, либо… свой, которого знаешь как облупленного и потому не замечаешь вовсе.

– Когда уберешь, – сказал он, – пришлешь ко мне Бояна.

– Боги, – ее губы дергались, – кто же это?

– Хотел бы я знать, – ответил он медленно. – Но ты не знаешь… верно, не знаешь?.. А боги знают, да не скажут. Придется узнавать самим.

Он вышел, но у Зверяты осталось ощущение пристального взора сурового воеводы, которого враги называли кровавым псом. И потому руки тряслись, когда убирала, и чаще обычного оглядывалась.

Вечером прибыл на взмыленном коне гонец. Прямо на крыльце передал Ингвару скрученную в трубку грамоту. По тому, как она была перевязана шелковыми шнурками и сколько на ней было ярко-красных печатей, было видно, что грамоту везли даже не из Киева. Похоже, что из дальних северных стран, а то и из самого Царьграда.

Ингвар принял грамоту почтительно в обе руки, поклонился, тут же ушел, а гонец, сменив коня, немедленно отбыл. Еще заметили, что Ингвар на ужине в общей трапезной был рассеян и задумчив, часто хмурил брови, отвечал невпопад.

– Что-то важное? – спросил Окунь.

– Ты о чем? – поднял брови Ингвар.

– Ну, – сказал Окунь с неловкостью, – гонец… гм… в такое время зря не прибудет!.. К нам пробраться – это ж голову свою совсем не ценить! Разве что заради очень важного дела.

В трапезной почти все прекратили жевать, с любопытством смотрели в их сторону.