Ингвар и Ольха

Погорелец, вспомнил Ингвар. Как хорошо, что принимал их, не закрыл перед ними ворота. Принимал как киян, так и беженцев из дальних, чужих весей. Вон даже бабы встали на стены, черпаками льют кипящую смолу!

Завидев его, вдоль стены прибежал разгоряченный Рудый. На плече топорщилась погнутая сильным ударом булатная пластина, а яловец был срублен. Глаза Рудого, однако, сияли торжеством, будто с одного броска костей выиграл коня, меч и седло.

– Я ж говорил? А все не верили!

– Сколько их здесь? – спросил Ингвар.

– Да все пошли на приступ, – сказал Рудый с гордостью, словно это он умело направлял их силы. – Думаю, ни одного в лесу не осталось.

– Отобьемся?

– Да ни в жисть, – отмахнулся Рудый. – Если с первого раза не захватят, то отойдут, передохнут, со второго раза залезут. А с третьего – наверняка!

– Спасибо, утешил, – поблагодарил Ингвар язвительно.

Похоже, подумал он тревожно, Рудый прав в своих опасениях. Все отряды, которые он обнаружил в лесу, ночью подступили к стенам, пытаются взять с налету. Натиск, как и должен быть, решительный, кровавый. Знают, что защитников здесь немного. В осаде продержатся хоть год, а натиск большими силами отбить трудно. К счастью, на стенах оказались Рудый, да еще Боян, сдав отца в заботливые руки Зверяты, сразу же бросался в самые опасные места, всюду поспевал, рубился как зверь, на его красный от крови доспех налипли волосы с чужих голов и серая кашица мозгов.

Со всех стен бросали камни, лили смолу и вар, но наконец в одном месте нападавшим удалось вскарабкаться на стену. Завязался страшный кровавый бой, резались грудь в грудь, падали во двор, дрались лежа, уже с поломанными ногами, затем от ворот подоспел Асмунд с людьми. В короткой и злой сече порубили чужаков, бегом воротились обратно.

Еще в двух местах удалось не только взобраться на стены, но и сбежать вниз, где на них набросились мужики с рогатинами и даже бабы с кольями. Побили сами, не потребовалась помощь. Ингвар с окровавленным мечом дважды бросался на подмогу, оба раза не поспевал. Рудый заорал весело:

– Погорельцы!.. Из них выходят самые лютые воины!

– Еще бы, – бросил Ингвар. – У тебя бы хату сожгли.

– Думаешь, у меня не жгли? – удивился Рудый. – И хату, и дом, и даже избушку. Уж не говорю про терем в Ладоге или поместье в Ингварии. Но как был овечкой, так и остался…

Ингвар хмуро смотрел, как эта овечка в два прыжка взлетела на верх стены, снесла троих матерых воинов-чужаков, а четвертого швырнула спиной на острый частокол так, что Ингвар отсюда слышал, как захрустели хрящи несчастного.

Из терема выбежал высокий молодой витязь. Был он строен, гибок, шолом с забралом закрывал половину лица, тонкая кольчужная сетка падала из-под шолома на плечи. Доспех был легок, только булатный круг размером с тарелку на груди поверх длинной кольчуги, изящные наручники, короткий меч на поясе…

– Ольха, – выдохнул Ингвар в изумлении.

Из щели булатной полуличины на него глянули пронзительные серые глаза. Но даже через узкую щель Ингвар видел, что один глаз заплыл, на щеке, как огонь, пламенела кровавая ссадина.

– Если не очень против, – сказала Ольха, – то я оделась в то, что висело на ближайшей стене.

– Ольха, – промолвил он в великом изумлении, – ты могла выбрать и лучшее…

– Разве не это лучшее?

– Я имел в виду более дорогое. Ну, с драгоценными камнями. Это оружие для воина, а княгиня должна быть в серебре и злате.

Ее серые глаза зло блеснули.

– А также быть дородной и выступать аки пава. Не получится лебедушки из такой, как я, змеи! К тому же собираюсь драться. Если сюда ворвутся, то убьют и меня. Или свяжут для продажи в жаркие страны.

Он все еще не мог оторвать от нее глаз, забыв про грохот тарана в ворота, крики и лязг железа на стенах. Твердо сказал себе, что не ввяжется в спор, что перед ним та женщина, за которую жаждет умереть, но в это время за стенами крепости раздался гнусавый зов трубы. Сразу же лязг железа стал стихать, а люди на стенах перестали бросать камни, только грозились кулаками, что-то орали обидное.

К ним сбежал со стены Рудый, с разбега обнял за плечи. Глаза были счастливые.

– Отбили! Вот уж не думал!

– Ты ж сказал, – бросил Ингвар недовольно, – что возьмут приступом.

– Я сказал, что возьмут с третьего раза, – возразил Рудый. – Здесь все делается с трех раз. Народ такой.