Год Крысы. Путница

— Я — Хольгин посланник, — приосанился молец. — И пойду указанной Ею тропой, даже если она раскалена добела и усыпана терниями!

— А какие он проповеди читает — вообще заслушаетесь! — льстиво заверил голова чуток опешившего тсеца.

По счастью, молец посчитал ниже своего посланничьего достоинства тратить на них свое красноречие и умолк.

— Ишь ты, «отпеть», — продолжал бормотать Колай, — типун ему на язык! Надо ж было такое сказануть!

Цыку больше встревожило другое слово.

— А куда ехать-то? Нам говорили, в Макополе работать будем.

— Скоро узнаете, — уклончиво ответил тсец, выписывая голове бумагу, что люди, коровы и телега приняты в полном порядке. — Страна большая, крепкие руки везде нужны. Все, человече, иди, дальше не твоя забота!

Голова поклонился, сунул свернутую трубочкой расписку в рукав и коротко, неловко распрощался с весчанами — будто с уже чужими.

— Фессю мою проведай! — не сдержавшись, в последний миг окликнул его Цыка. — Скажи, что у меня все хорошо, пусть не тревожится!

— Проведаю, передам!

За воротами амбара голова стащил шапку и утер ею потный лоб.

— Что ж, хлев сгорел, зато и крыса с ним, — вслух подумал он. — Эй, пацан! Медьку хочешь? Покажи, где тут поблизости кормильня почище да подешевле!

* * *

Отрабатывать проезд языком оказалось очень весело, хоть и тяжело. К вечеру Рыска так устала, словно в огороде горбатилась. По счастью, Жар помогал, тоже байки травил, давая подружке передохнуть. Лесорубы при близком знакомстве оказались мужиками хорошими, простыми и добродушными. Они сами с удовольствием трепали языками, рассказывая о своих семьях и жизни, и, несмотря на первоначальные угрозы, в обед поделились со «сказочниками» немудреной снедью. Толкать увязшую в грязи телегу пришлось только один раз, и то лесорубы сами справились, со снисходительными усмешками оттеснив Рыску с Жаром в сторону.

Беспокоил девушку только Алые. Нет, с лесорубами он больше не заедался. И вообще никак себя не выказывал, что насторожило не только Рыску.

— Он у вас больной, что ли? — подозрительно спросил ее вожак на вечернем привале.

До темноты добраться до Рогатки не удалось, но друзей это не огорчило — рыночные ворота все равно откроются только утром. Если встать с последней звездой и резво прошагать оставшиеся пять-шесть вешек, то как раз к началу торгов успеют — выспавшимися, бодрыми хорошо из воров пыль выколачивать.

— А? — Рыска оглянулась. Альк сидел на отшибе, нахохлившись и как будто не замечая ходящих по поляне людей, хотя глаза у него были открыты. — Нет… Ну разве что на голову, — осторожно добавила девушка.

— Он и на возу так всю дорогу просидел, — присоединился к разговору возница со второй телеги. — Будто чучело, только губы иногда шевелятся и пальцы стискиваются.

— У него… неприятности, — уклончиво ответила девушка.

— Ладно, лишь бы не заразно было, — сплюнул вожак, отходя.

— Эй, сказочница, — окликнул девушку один из лесорубов, сваливая возле костра такую охапку хвороста, что хватило бы быка зажарить, — ты птицу щипать-потрошить умеешь? У нас тут пара курей припасена.

— Умею… — рассеянно отозвалась Рыска, не сводя глаз с бледной фигуры под деревом. — Сейчас, погодите щепочку!

Пока мужик вытряхивал из мешка возмущенно кудахчущих птиц и одним движением обрывал их протесты, девушка окунулась в сумрак на краю поляны. После жаркого, жгучего дыхания костра он показался особенно промозглым. И роса на траву уже выпала — или так с утра и не просохла.

— Альк!

Саврянин повернул голову, только когда Рыска дотронулась до его плеча. Оскалился:

— Чего тебе?

— Ты в порядке?

— Нет.

— А что случилось?

— Все. — Альк снова уставился в пустоту.

Девушка, неловко потоптавшись рядом, присела на корточки. От саврянина веяло холодом и отчуждением, как от гранитной глыбы. Зато и бояться-стесняться камня было как-то глупо.

— Пойдем к костру, а? — заискивающе предложила Рыска. — Лесорубы кулеш варят.

— Меня все равно не угостят.

— Я с вами поделюсь, — щедро пообещала девушка.

Альк покосился на костер. Жар вовсю балагурил с лесорубами, успев выклянчить у них краюху хлеба и кость от копченой свиной голяшки, покрошенной в варево. Мяса на ней почти не осталось, но погрызть вприкуску с хлебом тоже немалое удовольствие.