216  

— Пристроили, — вздохнул Томас с облегчением. — Я боялся, опять бросится рыбу ловить!

— Теперь на рыбу неделю смотреть не сможет!

Камни трещали под тяжелым пузом, гребень то опадал, то снова топорщился. Смок ускорил бег, с разгона нырнул в самую большую пещеру, тут же попятился, мотая головой, уже осторожнее забрался в другую. Мелькнул усеянный шипами хвост, исчез.

— Надеюсь, — сказал Томас, — не потревожит святых молитв местных пещерников.

Олег уже смотрел на темнеющие в сумерках воды Днепра, явно забыв о драконе, его пальцы безостановочно перебирали обереги, глаза были тревожные.

Томас взглядом воина и крестоносца окинул окрестности. Жаль, что нельзя на драконе перелететь прямо в Британию, это заняло бы сутки не больше. Но сэр калика уже прилетел: вон крыши его родного города, а главное же, что сами драконы не забираются дальше к северу, что в конечном счете — к лучшему: кто из рыцарей Британии одолеет такого зверя? Выйдут на битву один за другим, сложат головы... Пусть живет до осени, с наступлением холодов улетит вслед за дикими гусями в свои теплые края.

Пощупав мешочек со Святым Граалем, что у него стало таким же привычным жестом, как у калики перебирание оберегов, он отправился вслед за другом. Огромный меч в хорошо подогнанных ножнах как прирос к спине калики, а составной лук и колчан со стрелами были плотно прихвачены широкими ремнями. Томас на ходу затянул пояс, чтобы меч не звякал по железу, догнал друга, пошел с ним плечо к плечу.

Глава 19

Солнце давно спряталось за краем земли, сумерки сгущались. На темнеющем небе ярче проступали шляпки серебряных гвоздей, которыми Бог приколотил небесную твердь. Щербатая луна налилась недобрым блеском, и Томас некстати вспомнил, с содроганием плечей, что луна — солнце мертвецов, что встают по ночам из могил и шастают по дорогам — вампиров и всякой нехристианской нечисти.

Прошли по узкой тропке, что вилась под обрывистым берегом. Волны с грохотом, словно на море, набегали на берег. Вдали мелькнула обнаженная спина, показалось смеющееся лицо, затем плеснул крупный рыбий хвост, и странное существо исчезло.

Они вышли к широкому причалу из толстых бревен, вбитых в речное дно. Поверх блестели бревна тоньше, плотно подогнанные, со стесанными боками. Причал был новым, добротным.

Олег кивнул на бревенчатый домик, тот возвышался на круче:

— Дом перевозчика... Завтра на рассвете с того берега придет паром. Ты переправишься в Киев. А там рукой подать до Британии! Через Чехию, Германию и Францию.

— А ты?

Калика не ответил, медленно брел вверх по склону к домику. Томас пожал плечами, в животе урчало: за всю дорогу на спине дракона не ели, а сейчас смок унес на спине все оставшиеся тридцать восемь мешков с мясом, подарок свирепых детей степей. В тесной пещере веревки лопнут, мешки свалятся, смоку еды хватит надолго, калика продумал все, зря лишь взялся судить о некоторых особенностях христианской веры, ведь для смока могли заработать не сорок мешков мяса, а все восемьдесят...

В животе громко квакнуло, кишки завозились, требуя мяса, Томас поспешно отогнал мысли о еде и юных половецких девственницах, подошел к бревенчатому домику. Тот выглядел слепым, окна закрывали не ставни, изнутри были задвинуты толстыми досками.

Олег пошел вдоль стены, держась за бревна, ощупывая их, поглаживая. Лицо его было странное. Громко залаял, не вылезая из конуры, огромный пес, устрашающе погремел цепью.

— Идем, — сказал Томас. — Заночевать хочешь? Ночь тепла, переночуем на причале.

— Погоди...

Он пошарил на подоконнике, суетливо поднес к глазам сверток, с радостным всхлипом осел прямо на землю, привалившись спиной к стене:

— Дома!.. Великий Род, я уже дома!

Томас подхватил его, помог встать, ибо пес с ворчанием начал выползать из теплой будки. Они вернулись на причал, Олег сел на бревна, развернул сверток. Томас сглотнул слюну: на широких листьях лопуха темнел каравай ржаного хлеба, два ломтя мяса, полдюжины луковиц.

— Обереги подсказали? — спросил он с великим уважением. Олег разломил хлеб, протянул Томасу:

— Они самые.

Томас отрицательно покачал головой:

— Не стану краденое.

— Дурень, это для нас.

— Сэр калика... кто мог знать, кроме Семи Тайных, что мы здесь?

— Русь знает. Мы уже на Руси, понял?.. Вернейшая примета — хлеб на подоконнике. У нас обычай: оставлять еду для беглых, изгоев, странников, паломников. Днем хозяева дают сами, а когда ложатся спать — оставляют на подоконниках.

  216  
×
×