Коул Маккензи проклинал тот день и час, когда согласился стать опекуном...
— А ты?
Олег покачал головой:
— Незачем мне в Киев... Я отшельник, пещерник, а все пещеры — на этом берегу.
Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете, напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось в темноте.
На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости бегло вспомнить старого друга и дальние края...
Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья, похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня, а лучше — двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое суток, теперь в запасе по крайней мере неделя!
Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край. Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки.
Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна. Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна.
Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся, туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные фигуры. Томас различил голоса:
— Зарезать бы... Таких вообще надо в спину!
— Трусишь?
— А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все золото мира!
Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову, перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги, тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать.
Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху:
— Ну, сэр Томас... что скажешь на этот раз?
Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю голову скрывал сплошной шлем.
— Бог долго терпит, — прохрипел Томас, — но все-таки бьет, сэр Горвель!
— Хорошо бьет тот, за кем последний удар, — прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски.
Второй человек сказал тревожно:
— Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь.
Горвель просипел:
— Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только взглянет, нет ли в нем магической мощи...
— Но с магией был связан лишь тот, который ушел!
Горвель бросил сипло, зло:
— Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь.
Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы:
— Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты, закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал равным по мощи. Правда он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но тогда у меня подвернулась нога... Он уничтожил мое хазарское войско, которое я вел на царя Румала... истребил десять братьев, владык восточных царств, из нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак... Ты дурак, что расстался с ним!
Сквозь плеск днепровских волн послышались легкие шаги. На причале появилась миниатюрная женщина: в мужском плаще, с надвинутым на глаза капюшоном, который тут же сдвинула на плечи. Хрупкая, с невинным бледным лицом и удивленно вскинутыми бровями. Крупные карие глаза смотрели обиженно, Томасу захотелось немедленно укрыть ее от опасности, спасти даже от утреннего холода и речной сырости.
Она взглянула коротко, сказала хрипловатым низким голосом, от которого у Томаса сладко защемило сердце:
— Не нуждаюсь... но все равно спасибо. Горвель, где чаша?
Горвель, кряхтя, нагнулся, поднял мешочек Томаса:
— Здесь!
Она взяла мешок, даже не взглянула, коротко кивнула в сторону Томаса:
— Зачем он здесь?
— Ждали вас, — ответил Горвель очень почтительно. — Он чересчур живуч, странно живуч... Нет ли в нем магии?
Миниатюрная женщина внимательно посмотрела на Томаса, невидимые пальцы пробежали по его груди. Он поежился, напуганный тем, что ее пальцы проникли под тяжелые доспехи, замер в страхе: кончики пальцев быстро ощупали сердце, мозг... Глаза женщины потемнели, она проговорила сдержанно: