Падает мрак

— Нет ответа? — торжествующе сказал он. — Хорошо. Давайте рассмотрим ситуацию, так сказать, ближе к дому.

Клара почувствовала отстраненный интерес к тому, что происходит. Непрекращающийся глухой стук сердца о ребра вызывал головокружение. Возможно, ей не хватало воздуха. У нее кружилась голова — так иногда случалось, когда у нее начиналась лихорадка. Ей казалось, что она догадывается, куда он клонит, и думала, что, возможно, могла бы получить от него нужную информацию, признание. Он хочет говорить о себе. Очевидно, надеется, что она сама освободит его от ответственности. Ну что ж, она согласна, если это поможет ей выбраться отсюда.

— Давайте, — согласилась Клара.

— Мать подвозит дочь к школе, идет назад к машине и подвергается нападению. Никакой провокации с ее стороны.

Клару бросило в пот. Она заставляла себя не думать о семье. Внушала, что этот человек и чудовищное существование, на которое он ее обрек, есть единственная реальность. При упоминании о дочери спокойная отстраненность покинула Клару. Она сжала зубы и медленно, тяжело задышала, стараясь не сорваться.

— …Ей заклеивают рот, связывают и бросают в багажник фургона, в то время как ее маленькая дочка — о черт, отбросим анонимность! — Пиппа плачет навзрыд на обочине дороги.

Произнесенное мучителем имя дочери обрушилось на Клару как удар плетью. Но он не сказал, что Пиппа пострадала. Он не говорил этого… Или он предпочитает, чтобы я изводила себя вопросами, задыхалась от беспокойства? С Пиппой все в порядке. Ведь я слышала ее крики, когда тронулся фургон.

Вот именно, Клара. Ты слышала только ее крики. Но ты ее не видела.

— Он едва не задушил ее, — продолжал похититель, — и она приходит в себя в темной яме под землей, прикованная цепью к стене, как собака. Она замерзает, испытывает муки голода, боится за свою жизнь.

Клара с трудом сглотнула и, сделав над собой нечеловеческое усилие, заговорила спокойно:

— Это не все факты. — Он что-то делал, где-то был до того, как привез ее сюда, в подвал, связанную по рукам и ногам, и приковал цепью к стене. Но она не собиралась его поправлять.

— Итак? — потребовал он.

— Что «итак»?

— Какова линия вашей защиты?

— Почему я должна защищать вас?

— А теперь вы скромничаете, миз Паскаль. Вы защищаете таких, как я, чуть ли не каждый день. Все имеют право на защиту своих интересов, верно?

Человек в маске стоял так близко, что мог разглядеть бусинки пота на ее лице. Он видел ее страх и упивался им. Клара с трудом подавила желание наброситься на него, лишить самодовольства. Но она должна была понять, почему она здесь, почему он выбрал именно ее.

И она сказала с самообладанием, которое почти напугало ее саму:

— Я не могу построить грамотную защиту без всех фактов.

— А вы могли хоть раз в своей практике с полным основанием утверждать, что располагаете всеми фактами?

Клара заглянула ему в глаза и улыбнулась:

— Можно знать все мельчайшие подробности того, что случилось, и при этом не владеть информацией ни об одном факте.

— Надо понимать, вы имеете в виду психологический контекст.

Она молча кивнула, не доверяя себе, не решаясь заговорить, испугавшись, что, если скажет что-то неправильное — с его точки зрения, — он замолчит, и она так и не сможет ответить на главный вопрос: «Почему?»

— Вы — уважаемый адвокат, спокойно ведете свой законный бизнес, и вдруг — БАМ! — Он ударил кулаком в стену рядом с ней. Клара вздрогнула, но глаз не отвела. — Какое оправдание может быть тому, кто поступил с вами подобным образом?

Дураком он не был, да и сумасшедшим тоже: он знал, что она не могла простить его, и Клара сказала:

— Что ж, пусть не оправдание, но могут существовать… неизвестные мне обстоятельства, которые по-другому осветили бы эту ситуацию.

— И вот мы снова вернулись к смягчающим обстоятельствам. — Похоже, он издевался над ней. — Вероятно, вы что-то мне сделали и это вынудило меня так с вами поступить. — Мужчина помолчал и окинул ее внимательным взглядом. — Однако что бы вы ни сделали, это должно быть что-то очень плохое… Посмотрели бы вы сейчас на себя…

Клара услышала презрение в его голосе и внезапно со всей мучительной ясностью осознала свою отталкивающую непривлекательность: грязная, растрепанная, с красными глазами, дурно пахнущая, — и он все это видит. В момент озарения она поняла, как можно не признавать за деградировавшим человеком право на человеческое достоинство, даже если ты сам довел его до такого состояния.