Святыня

– Да. Но я не знаю...

Бубба поднес палец к губам Джона:

– Тш-ш... я еще не кончил. Если ты не станешь отвечать на вопросы, Джон, то здесь присутствуют и другие мои друзья. Видишь их вон там?

Бубба посторонился так, чтобы Джон мог разглядеть трех типов, развалившихся в углу на циновках и потягивающих из бутылки в ожидании, когда можно будет приступить к делу.

– Если ты не станешь им отвечать, Патрик и Энджи уйдут, а я с друзьями сыграю в нашу с тобой любимую игру при участии Мэнни, а также огромной отвертки.

– Ржавой отвертки, – загоготал один из братьев Туоми.

Джона стало корчить, и не думаю даже, что он понимал, что с ним происходит. Он глядел вверх на Буббу, как если бы перед ним материализовался призрак или какой-то кошмар из его снов.

Сев на Джона верхом, Бубба отвел с его лба пряди волос.

– Вот так-то, Джон. Договорились?

– Договорились, – сказал Джон, часто кивая.

– Договорились, – повторил Бубба и удовлетворенно кивнул. Он потрепал Джона по щекам и слез с него. Затем, подойдя к Мэнни, он брызнул ему в лицо водкой.

Мэнни очнулся, закашлялся и, потянув на себя веревки, стал выплевывать водку, попавшую ему в рот.

Первое, что он произнес, было:

– Что это?

– Привет, Мэнни.

Мэнни взглянул на Буббу и попытался было храбриться, на секунду изобразив привычное ему бесстрашие, но Бубба лишь улыбнулся, и Мэнни вздохнул и потупился.

– Мэнни! – воскликнул Бубба. – Рад, что ты снова с нами. Дело вот какое, Мэнни. Джону надо рассказать Патрику и Энджи все, что они захотят узнать. Если я решу, что он лжет, или если ты ему помешаешь, я тебя малость прижгу.

– Меня? – переспросил Мэнни.

– Тебя.

– А почему не его, если лгать будет он?

– Потому что ты гореть будешь лучше, Мэнни.

Мэнни прикусил губу, и глаза его наполнились слезами.

– Скажешь им правду, Джон.

– Пошел ты... Мэнни!

– Скажешь!

– Скажу! – взвизгнул Джон. – Но не потому, что ты мне велел! «Почему не его»! – передразнил он. – Тоже мне друг! Если мы отсюда выберемся, я всем расскажу, как ты плакал, точно старуха!

– Я не плакал.

– Еще как плакал!

– Джон, – сказала Энджи, – кто уничтожил банковский счет Патрика и его кредитные карточки?

Джон уперся глазами в пол:

– Я.

– Каким образом? – спросил я.

– Я в налоговой инспекции работаю, – сказал он.

– Значит, ты все это и восстановишь, – объявила Энджи.

– Ну, – промямлил он, – уничтожить намного легче, чем восстановить.

– Джон, – сказал я. – Погляди-ка на меня!

Он поглядел на меня.

– Восстанови их.

– Я...

– К утру.

– К утру? Это невозможно. Требуется...

Я навис над ним.

– Ты можешь одним махом уничтожить мой кредит, и это очень страшная вещь. Но я могу одним махом уничтожить тебя самого, и это еще более страшно. Согласен?

Он сглотнул, и у него на шее подпрыгнул кадык.

– К утру, Джон. Завтрашнему.

– Ага, – сказал он. – Ладно.

– Ты и у других кредит уничтожал? – спросил я.

– Я...

– Отвечай ему, – сказал Бубба, не отрывая взгляда от своих ботинок.

– Да.

– У тех, кто пытался оставить Церковь Истины и Откровения? – спросила Энджи.

– Эй, погодите-ка, – вмешался Мэнни.

– У кого есть спички? – спросил Бубба.

– Молчу, – сказал Мэнни. – Молчу.

– Нам известно все относительно «Утешения в скорби» и Церкви, – сказала Энджи. – Один из способов расправиться с непокорными, который вы практиковали, – это лишение их денег. Правильно?

– Иногда, – сказал Джон, надувшись точно мальчишка, которого застукали за подглядыванием в девчачьей раздевалке.

– У вас всюду имеются свои люди, не правда ли, Джон, – сказал я, – в солидных компаниях, в налоговой инспекции, в полиции, в банках, в медиа-группах. Где еще?

Он хотел пожать плечами, но они были стянуты веревками.

– Вы все их назвали.

– Как мило, – сказал я.

Он фыркнул:

– Когда католики работают в тех же самых организациях, никто не жалуется. Или если евреи.

– Или адвентисты седьмого дня, – добавил Бубба.

Я бросил на него взгляд.

– О, – он поднял руку, – прошу прощения.

Присев перед Джоном на корточки, я оперся локтями на его колени и вперил взгляд в его лицо.

– Ладно, Джон... А сейчас очень важный вопрос. И не вздумай мне врать.

– Не то плохо будет, – добавил Бубба.

Джон опасливо покосился на него, потом опять перевел взгляд на меня.