Тут в трубке внезапно раздались прерывистые гудки.
– Позвони мне попозже. Мне надо бежать.
– Ну пока, – сказал я, но он уже повесил трубку.
Выйдя из отеля и пройдя по дорожке, петлявшей среди пальм и нелепых австралийских сосен, я увидел Энджи, которая, сидя в шезлонге и заслоняясь рукой от солнца, глядела вверх на молодого парня в оранжевых плавках – матерчатой полоске, такой узкой, что даже набедренная повязка бывает шире.
Другой парень в синих плавках устроился напротив, по другую сторону бассейна, и оттуда глядел на них. По его улыбке я понимал, что парень в оранжевых плавках его дружок.
«Оранжевые плавки» держал возле своего глянцевитого бедра наполовину полную бутылку «Короны», в чьей пене болтался лимон, и, подходя, я услышал, как он сказал:
– А полюбезнее ты не можешь?
– Могу, – ответила Энджи, – но сейчас я не в настроении.
– Ну так смени настроение! Ты же в месте, где полно солнца и веселья, крошка.
Крошка. Большая ошибка.
Энджи шевельнулась в своем шезлонге и положила записи на землю рядом с собой.
– Где полно солнца и веселья?
– Ну да! – Парень отхлебнул «Короны». – Послушай, надень-ка солнечные очки!
– Зачем это?
– Чтобы не попортить свои хорошенькие глазки.
– Так тебе глазки мои понравились, – сказала Энджи тоном, так хорошо мне знакомым. «Беги! – хотелось мне крикнуть парню. – Беги отсюда со всех ног и без оглядки!»
Парень утвердил бутылку на своем бедре.
– Ага. Кошачьи.
– Кошачьи?
– Как у киски, – сказал он, наклоняясь к ней.
– Тебе нравятся киски?
– Обожаю их. – Он улыбнулся.
– Тогда тебе, наверное, стоит сходить в зоомагазин и купить себе кошку, – сказала она, – потому что, сдается мне, другие киски тебе сегодня вечером не светят. – Она подняла с земли папку с записями и раскрыла ее на коленях. – Понял?
Я сошел с дорожки и приблизился к бассейну, а «Оранжевые плавки» сделал шаг назад и склонил голову к плечу, в то время как рука его сжала горлышко бутылки так сильно, что даже костяшки пальцев покраснели.
– Не знаешь, что ответить на такое, а? – сказал я с лучезарной улыбкой.
– Эй, напарник! – воскликнула Энджи. – Ты даже солнца не побоялся ради моего общества. Я просто тронута. И ты даже в шортах.
– Ну, разгрызла этот орешек? – Я сел на корточки возле ее шезлонга.
– Не-а. Но скоро разгрызу. Чувствую.
– Врешь.
– Ага. Вру.
И она показала мне язык.
– Знаешь...
Я поднял глаза. Это был «Оранжевые плавки». Трясясь от ярости, он тыкал пальцем в сторону Энджи.
– Ты все еще здесь? – сказал я.
– Знаешь... – опять повторил он.
– Да? – сказала Энджи.
Грудь его вздымалась, а бутылку он держал теперь высоко, над плечом.
– ...если б ты не была бабой, я бы...
– Был бы уже в травмопункте, – сказал я. – Но и при теперешнем раскладе ты, кажется, туда торопишься.
Энджи приподнялась в своем шезлонге и взглянула на него.
Он тяжело засопел и вдруг, развернувшись, пошел прочь к своему дружку. Они стали перешептываться, злобно косясь на нас.
– Тебе не кажется, что я просто не вписываюсь в это место по темпераменту? – сказала Энджи.
Обедать мы поехали в «Крабовый домик». Опять.
За три дня ресторанчик этот успел стать нашим вторым домом. Рита, сорокалетняя официантка в видавшей виды ковбойской шляпе, сетчатых чулках под укороченными джинсами и с сигаретой в зубах, стала нам самым близким здесь человеком, а Джини, ее босс и шеф-повар ресторанчика, с успехом боролся за второе место в наших сердцах. Что же касается цапли, знакомой нам еще с первого дня, то звали ее Сандра, и нрава она была самого кроткого, если только не угощать ее пивом.
Мы сидели на веранде-причале, наблюдая очередной закат, когда небо мало-помалу становилось темно-оранжевым, а мы вдыхали соленый воздух плавней, как это ни грустно, перемешанный с бензином, и теплый ветерок ерошил наши волосы, позванивал колокольчиками на верхушках свайных столбов и грозил унести наши записи в тихие воды залива.
На другом конце веранды компания канадцев с неестественно розовыми лицами и в безобразно пестрых рубашках уписывала громадные блюда с чем-то жареным и громко сокрушалась о том, в каком опасном штате угораздило их припарковать свой «RV».
– Сначала наркотики на берегу, да? – говорил один. – А теперь еще эта бедная девушка...
«Наркотики на берегу» и «бедная девушка» вот уже два дня были главными местными новостями.