Святыня

Я даже присвистнул тихонько. Да, надо отдать должное этой женщине. Такой штучке никто и в подметки не годится.

– Итак, Дональд, ты понятия не имел, чем начинены сигареты? – уточнил я.

– Не имел, – сказал он. – Уж никак не имел.

Я кивнул:

– Ты просто думал, что она хочет подарить бывшему своему дружку пачку сигарет, да?

– Нет, послушай, тут дело не в том: знал – не знал. Я видел, что Дезире добивается всего, что ей вздумается. Всегда добивается.

– А тут ей вздумалось убить твоего лучшего друга, – сказала Энджи.

– И ты помог ей в этом, – сказал я.

– Нет, господи, нет! Я любил Тони! Вправду любил! Но Дезире... она ведь...

– Большая сука, – подсказала Энджи.

Он закрыл рот и уставился на свои босые ноги.

– Думаю, второй такой суки во всем мире не сыщешь, – сказал я. – Вот ты и помог ей убить твоего лучшего друга. И должен жить теперь с этим и мучиться до скончания дней. Так что держись и запасайся силами.

Мы направились к двери.

– Она и вас убьет тоже, – сказал Дональд.

Мы оглянулись. Склонившись над столиком, он дрожащими пальцами совал в кальян марихуану.

– Если вы встанете ей поперек дороги – всё, что ей поперек дороги, она просто стирает в порошок. Она знает, что я в полицию не побегу, потому что... Ну кто я такой? Я ничто. Понимаете? – Он бросил взгляд на меня. – А Дезире, она ведь как? Ей траханье особо ни к чему. Хоть она и здорова это делать, а ни к чему. А вот что ей надо, что ее заводит по-настоящему – могу поспорить, – так это уничтожать, стирать людей в порошок, это ей как шутиха, как фейерверк на Четвертое июля.

35

– Какой ей прок возвращаться сюда? – спросила Энджи, налаживая бинокль и нацеливая окуляры на освещенные окна кондоминиума Джея на Уиттьер-Плейс.

– Возможно, дело тут вовсе не в воспоминаниях ее мамаши, – сказал я.

– Думаю, про них можно просто забыть.

Мы поставили машину на стоянке под пандусом съезда с эстакады на островке между новой Нашуа-стрит-джейл и Уиттьер-Плейс. Мы притаились на своих сиденьях, чуть не вдавившись в них, но так, чтобы нам открывался хороший обзор окон спальни и гостиной Джея, и за время, пока мы там сидели, в окнах мелькали две фигуры – мужская и женская. Сказать точно даже про женскую фигуру, что это Дезире, мы не могли, так как тонкие шторы Джея были задернуты и видели мы лишь силуэты. О том, кому принадлежала мужская фигура, оставалось вообще лишь гадать. Но, учитывая систему сигнализации в квартире Джея, мы все же могли надеяться и даже ручаться, что женщина в окне – это Дезире.

– Так что бы это могло быть? – продолжала Энджи. – Я ведь что хочу сказать – два миллиона она, по-видимому, заграбастала, надежно укрыла во Флориде и может с такими деньжищами отправляться хоть к черту на рога. Так зачем ей возвращаться?

– Не знаю. Возможно, чтобы завершить дело, начатое год назад.

– Убить Тревора?

Я пожал плечами:

– Почему бы и нет?

– Но с какой целью?

– А?

– С какой целью? Эта девица, Патрик, ничего не делает просто так или по причинам чисто эмоциональным. Когда она убила мать и попыталась убить отца, каков, ты думаешь, был ее главный мотив?

– Эмансипация?

Она покачала головой:

– Это недостаточно серьезная причина.

– Недостаточно серьезная причина? – Я опустил бинокль и взглянул на Энджи. – Не думаю, что ей так уж нужны причины. Вспомни, что она сделала с Илианой Риос. Что она, черт возьми, сделала с Лизардо.

– Верно, но логика тут и там есть. Пускай извращенная, но есть. Лизардо она убила, потому что он являлся единственной ниточкой, связывавшей ее с тремя парнями, которые убили ее мать. А Илиану Риос она убила, потому что это помогало ей замести следы, когда она выкрала у Прайса обратно два миллиона. Но что выгадывала она восемь месяцев назад, когда пыталась убить отца?

– Ну, первоначально, как мы можем предположить, это были деньги.

– Каким же это образом?

– Наверное, она являлась единственной его наследницей по завещанию. Родители умирают, и она получает несколько сотен миллионов.

– Ну да. Правильно.

– Допустим, – продолжал я. – Но теперь эта причина полностью отпадает. Наверняка Тревор вычеркнул ее из завещания.

– Верно. Так зачем возвращаться?

– Вот и я о том же.

Она тоже опустила бинокль и потерла глаза.

– Загадка природы, правда?

На секунду я откинулся на спинку сиденья и потянулся, напрягая мускулы шеи и спины, о чем тут же пожалел. В который раз я позабыл о своем плече, и поврежденная ключица словно взорвалась болью, пронзившей всю мою левую сторону вплоть до шеи и впившейся в мозг. Я попытался сделать несколько коротких вдохов и проглотил кислую отрыжку.