– Отпустила, – объяснила она еще милее. – Он поклялся, что спасет тебе жизнь, верно? Я тоже поклялась. За то, что ты тогда так отважно бросился ко мне на... помощь. Что я, хуже волка?.. Во всяком случае, не намного. Мы с ним договорились. Я спасу тебе жизнь за него и за себя. Дважды!
Меня тряхнуло, словно властелин подземелий снова шарахнул по моей голове. Ошарашенный, пробормотал:
– Я так не согласен.
Она сказала нежно:
– Ты волнуешься? При твоей профессии... это случится скоро. Я исполню свой долг... и волчий, ты вернешься со своим сокровищем. Раздашь бедным, хотя я никогда не пойму этой дурости. Вот и все... мой герой.
Она проворковала так нежно, что я услышал «мой дорогой». Меня передернуло, я посмотрел на хмурого ворона. Тот сидел нахохленный и несчастный, голову втянул в плечи, перья торчали на голове, словно неудачно высох после недавнего дождя.
– Это неизбежно, герой, – прокаркал он простужено.
– Почему?
– Женщина всегда вытесняет нас, – сказал он, нахохлившись еще сильнее. – Верных друзей, спутников... Она вытесняла даже тогда, когда сидела в каменной башне дура дурой, махала вслед платочком. А сейчас, когда лезет во все щели, так и вовсе. Универсальная стала, видите ли!
Он сидел совсем несчастный, старый, не умеющий ни вонзать нож в горло, ни в чистом поле из-за угла ногой в челюсть с тройного разворота. Свенильда усмехнулась победоносно, ее длинные стройные подбросили ее с легкостью белочки. Я тупо смотрел как она удаляется, мощно двигая бедрами с амплитудой в один-два парсека. Ягодицы настолько упругие, что любая стрела отскочит как от тугой резины.
– А чесаться задней лапой за ухом? – спросил я. – А говоришь!.. К тому же только красивая, а ты – умный.
Свенильда присела в сторонке от единорога, стараясь не приближаться близко, мы с вороном видели как она раздвинули куст, там оказался широкий мешок, набитый доверху, и она с упоением начала перебирать золотые украшения.
Ворон спросил недоверчиво:
– А разве тебе не красивую надо?
– Из-за красивых уже не бьются.
– Что, мужчины так измельчали?
– Да нет, женщины покрупнели.
– А если и она...
Я фыркнул:
– Да ты посмотри! Видишь, откуда у нее ноги растут?
Ворон посмотрел угрюмо:
– Как у всех. Из задницы.
– От клюва, – поправил я. – Еще говорят: от ушей, от шеи, от зубов. А если даже из задницы, то какой!.. Она ж ее носит впереди себя как плакат с предвыборным лозунгом.
Я говорил и говорил, утешал, а у самого оставалось тягостное ощущение вины, предчувствие, что мудрая птица каркает то, что написано крупными буквами, что видно даже мне, мужчине и варвару. Если женщина во что-то вцепится, то ее хватке позавидует английский бульдог. Даже, если она из башни картинно машет вослед платочком. А если еще и вот так с разворота ногой в челюсть... не могу забыть того оч-ч-чень женского зрелища, то вовсе, гм, вовсе...
Но с другой стороны, не по-мужски сдаваться вот так без боя. Ни один настоящий мужчина без сопротивления не откажется ни от вороны, ни от собаки ради даже лучшей из женщин. А тут не простая собака, а настоящий гордый волк! А женщина, хоть и красивая, не спорю, но все же ногой, с разворота...
Свенильда, красиво сидя на корточках, примеряла на лоб обруч с синими камешками по ободку и желтыми позвякивающими висюльками. На коленях у нее лежала целая горка золотых украшений.
Пошатываясь, я поднялся, развел и напряг руки. Тяжелые глыбы мускулов тянули к земле, сердце колотилось как у зайца. Ноги подрагивали, я чувствовал как волны ходят по огромному телу, суставы скрипели как у ревматика, живот запал, почти прилип к позвоночнику. Я с изумлением ощутил, что жутко хочу есть, а когда нажрусь до одурения, силы вернутся, я снова буду все тем же настоящим мужчиной. Хоть и побитым, но...
Впрочем, за битого не зря двух небитых дают.
Свенильда подняла смеющееся лицо:
– Как красиво! Ты собрал самое красивое!
Я смотрел сверху, нависая как могучая грозовая туча:
– Я? Не помню. Скорее всего, это ворон насовал в мешок. Его вкусы!.. Если нравится, одень.
Ее щеки зарделись как утреннее небо на восходе солнце:
– Мой лорд! Это очень дорогой обруч.
– Одень, – велел я, стараясь чтобы голос звучал так, как должен звучать у мужчины и лорда. – Тебе в самом деле к лицу. Прими в подарок.
Она распахнула огромные синие глаза в непритворном испуге:
– Мой лорд! Я не могу этого принять!