В Питер вернутся не все

— Ну, и…

— Что? — оторвался от своих раздумий оператор.

— Вы сказали, знаете, кто убил. Кто?

— Вы правильно действовали полчаса назад. И улики несомненные.

— Вы кого имеете в виду? Кряжина?

— Естественно. Когда орудие убийства находится в его вещах — разве это не доказательство? И перчатки — тоже.

— А откуда вы знаете про перчатки? — насторожился Полуянов. Еще бы не насторожиться, если ни он, ни Кряжин из сумки их не доставали.

Аркадий Петрович коротко хохотнул:

— Ловите на мелочах? У ментов научились? — Он помахал длинным белым старческим пальцем, от чего пласты дыма, просвеченные утренним солнцем, пришли в движение. — Не выйдет! Перчатки я, мой дорогой Дима, своими глазами видел в кряжинском саквояже. После того, как вы из купе уже ушли. Никола сумку-то не закрыл.

— Ну, орудие убийства еще надо идентифицировать…

Дима не испытывал теперь никаких симпатий к бугаю Николе, однако видел, куда клонит Старообрядцев, и потому возражал ему — хотя бы даже из духа противоречия.

— А разве не доказательство убийства то, что Кряжин схватился за нож? И напал на вас?

— Ну, меня же он не убил…

— Слава богу, что вы, Дима, умеете за себя постоять! А если б вы не были столь решительны и сильны? Тогда — что? Еще одно убийство? Да головореза надо судить хотя бы за это!

— Тут не в том дело, что он на меня напал, — возразил журналист.

Получалось, правда, что своим аргументом он льет воду на мельницу Аркадия Петровича.

«Хотя кому какое дело! Я ни на чьей стороне не выступаю, а пекусь о правде».

— Тут собака зарыта в том, — продолжил он, — что теперь на ноже остались отпечатки одного только Кряжина. И куча свидетелей может показать, что они на рукоятке появились после того, как артист схватил нож и кинулся на меня… аки лев рыкающий, — хохотнул репортер, снижая пафос своего выступления.

— Да отпечатки — мелочь! — горячо возразил Старообрядцев. — Не в них дело! Главное, что он вас, Дима, хотел убить. Почему? Зачем? Я думаю, потому, что вы много знаете. То есть в процессе своего следствия вы откопали нечто такое, что с головой выдает актеришку.

— Но я пока ничего подобного не нашел.

— Может, вам сейчас так кажется, потому что вы еще не успели осмыслить полученную информацию. Переварить ее. А когда обдумаете то, что узнали, все станет на свои места. Вы еще не понимаете, что выяснили, а он — уже понял… И нападение на вас — несомненное доказательство.

— Разве только косвенное, — опять возразил репортер. — На них обвинение не построишь.

— А если я вам скажу, что видел, как около двух ночи в купе режиссера входил Кряжин?

— Скажете? Или действительно видели?

— И скажу, и видел.

— Хм, серьезное заявление.

— Вот именно. А вы, в свою очередь, заявите — я имею в виду, когда вас в Москве будет допрашивать милиция, — что звездун бросался на вас с ножом. Ведь это же покушение на убийство!

— В уголовном кодексе нет статьи «покушение на убийство».

— Что вы говорите? Как нет?

— Есть «угроза убийством». Статья, м-м, кажется, сто девятнадцатая. Максимальное наказание — до двух лет лишения свободы.

— По-моему, вы что-то путаете. Но даже если и так… Как говаривал товарищ Сталин, был бы человек, а статья найдется. Все видели, как Ныкола на вас кидался с ножом. И все дадут против него показания. Надеюсь, и вы тоже.

— Допустим. И что?

— А если вы подтвердите мои слова, что ночью видели Николу, когда тот входил в купе Прокопенко, — конец ему.

— Но я не видел! Почему вы хотите посадить Кряжина?

— Да потому, что он и есть убийца. Дикий, необузданный характер, не знающий ни границ, ни берегов.

— Если бы у нас за необузданность сажали, — усмехнулся журналист, — сидело б пол-России.

Старый оператор поморщился.

— Не передергивайте, Дима! Когда человек в приступе гнева кидается на другого с кинжалом, легко поверить, что он может из ревности убить сначала своего соперника, а потом — бывшую любовницу. Вы разве не знаете, что раньше Волочковская и Кряжин жили вместе? И любили друг друга? Точнее, он — любил, а она-то, рыба ледяная, спала с тем мужчиной, у кого мошна потуже. Ее-то мне не жалко. Да и Вадима, если разобраться, тоже… Но справедливость есть справедливость. Право слово, одни ваши правильные показания могут многое решить.

— Странно, что вы так пытаетесь посадить актера. И даже подозрительно.