Мрак

Мрак покачал головой:

— Что за вор, коли так мало крадет?

— А больше и не поспевает в начале. За сегодня налились соком уже с десяток. Если так пойдет и дальше, то за неделю обнесут всю яблоню. И яблок жаль, я ж к ним лет двадцать шел, а хуже то, соседи вовсе засмеют.

Мрак сказал сочувствующе:

— Кто ничего не делает, тот и не ошибается. Зато ничего и не добивается. А ты сто раз мордой о стену хряснешься, а на сто первый ее проломишь... я о стене, не о морде. А за стеной — сундуки с сокровищами!

Мужик почесал в затылке:

— Да-а... ежели только голову не расшибить раньше. Так возьмешься посторожить? Ночью?

— Я ты сам почему не рискнешь?

— Да подрастерял я отвагу, — признался мужик. — Когда в молодости ходил в поход, удаль через край хлестала. А потом сил поменело, осторожности прибавилось. Да и кости с каждым годом срастаются хуже. К тому же дело с кражей нечисто. Не иначе как бесы прилетают! А я с бесами как-то драться не умею.

В доме Мрак сел за стол, мужик сам достал ухватом из печи горшок. По комнате пошел ароматный дух гречневой каши с мясом. Похоже, мужик стал бобылем, но с хозяйством худо-бедно справлялся.

— Квас будешь, — спросил мужик, не поворачиваясь, — или медовуху?

— И пиво, — согласился Мрак благодушно. — Я человек не гордый.

— А что ест твоя животная?

— В дороге разве перебирают?

— И то верно. Признаюсь, если бы не твоя жаба, я бы тебядальше порога не пустил бы.

— А что, она тебе родственница?

— Да нет, ты вроде бы как родственник... Ну, я с яблоней, ты с жабой. Оба малость сдвинутые, из-за угла ударенные.

Когда за окном начало смеркаться, Мрак отодвинул ковшик, грузно поднялся. В животе булькало, в голове была обманчивая легкость.

Дверь скрипнула, он ступил на крыльцо. На потемневшем небе мертво светила луна, показались две первые звездочки, самые яркие. На западе краснела широкая полоса, завтра день должен быть ясный.

— Доброй ночи, — пожелал он хозяину. — А здесь в самом деле страшновато...

— Я ж говорил, — донесся с печи плаксивый голос. — Отказываешься?

— Да нет, — ответил Мрак стойко, — я видывал комаров и покрупнее. К тому же моя Хрюндя им тут такое побоище устроит!

Глава 38

Под яблоней для верности укрылся шкурой, но волна блаженного тепла прошла по всему телу, голова сама упала на грудь. Очнулся от толчка: Хрюнде надоело жрать комаров сидя, теперь скакала, топталась, попадала холодными лапами то в уши, то вовсе в ноздри. На околице брехали собаки, мукнула спросонья корова. Протяжно завыл одинокий волк, тоскливо и безнадежно. Мрак едва сдержался, чтобы не завыть в ответ.

В полночь что-то мелькнуло в небе, на миг закрыло луну. Сквозь просветы среди веток разглядеть почти ничего толком не удавалось. Только и углядел как пролетела голая девка на метле верхом, волосы распущены, спина гордо выпрямлена. Отводит душу, бедолага в ночном полете. Днем покорно прислуживает мужу, а то и оплеухи терпит, глазки опускает, а сейчас это не она летит, ее душа несется навстречу ветру.

Ветки чуть шелестнули, Мрак насторожился, начал приподниматься. Но зашелестели и в соседнем саду, и он понял, что пролетел заблудившийся, явно загулявший ночной ветерок.

Когда шелестнуло снова, он даже не поднялся, ветерок мог быть не один. А когда услышал сочный хруст, понял запоздало, что ветерок был в самом деле не один, и вовсю жрет яблоки.

Злой на себя, поднялся как можно тише. Что-то топталось на верхней ветке, потом опустилось ниже. Мрак увидел как мелькнул свет, будто среди веток горел слабый светильник. Он присел, чувствуя как мышцы сократились в тугой ком, готовые метнуть его вверх... Задержав дыхание, с силой оттолкнулся от земли. Ломая мелкие веточки, взвился в прыжке. Пальцы коснулись холодного и чешуйчатого как у ящерицы, и Мрак понял, что прыжок удался, несмотря на выпитое пиво, медовуху и квас.

Он ухватил зверя за лапы. Тот заорал истошным голосом, но Мрак уже повлек его вниз. Ему казалось, что он тащит пылающий факел. Это оказалась крупная птица, яркая, светящаяся изнутри. Она била Мрака крыльями и пыталась клюнуть в лицо. Держа одной рукой за лапу, чешуйчатую как у курицы, Мрак другой перехватил за шею, сдавил.

Птица затрепыхалась, глаза вспучились. В лунном свете перья горели как пылающие уголья. Глаза блестели оранжевым.

— Жар-птица, — прошептал Мрак. — Так это ж я одним камнем двух собак? Или, скорее, ворон...