Мрак

Шатаясь, Подлещ подошел к висящему, протянул руку. Мрак видел как за пальцы Подлеща ухватилась окровавленная ладонь, и тут одна за другой три стрелы с глухим чмоканьем ударили в спину Подлеща. Одна была пущена с такой силой, что ее окровавленное острие вышло из груди.

— Держись, — простонал Подлещ. Он сжал руку спасаемого слабеющими пальцами, откинулся назад. Сил у него не оставалось, но он был грузен, и его вес помог человеку выбраться до половины. Тот одной рукой ухватился за камень повыше, другой хватанул Подлеща за воротник.

Мрак в ужасе ожидал, что незнакомец стащит Подлеща в пропасть, где обратится в чудовище, но тот вылез и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда чужие воины подбежали с обнаженными мечами.

Он был без оружия, хотя и в бронзе доспехов, в него метнули дротики, а следом заблистали мечи. Подлещ поднялся как раз вовремя, чтобы принять удары в грудь. Он ухватил голыми руками за острия мечей, повалился, увлекая и противников.

Спасенный воин с яростным криком подобрал среди трупов меч, напал на врагов с такой яростью, что те попятились, а затем, оставив троих убитых, побежали.

Воин погрозил им окровавленным мечом, опустился на колени перед умирающим Подлещом:

— Кто ты, достойный?

Мрак слез, подошел ближе, ведя коня в поводу. Конь пугливо вздрагивал, прижимал уши, всхрапывал при виде крови. Воин оглянулся. Лицо его было чистое, юношеское, в синих глазах стояло изумление и еще не остывшая ярость битвы. Он отпрянул при виде жабы, та рассматривала его неодобрительно, как всякого, кто слишком суетился и дергался.

— Меня зовут Сулима, — сообщил он торопливо, — я из войска Шишиги. Спасибо, вы подоспели так вовремя... Еще бы малость, и я бы сорвался в эту жуткую пропасть!

Его плечи зябко передернулись.

Мрак оглянулся на зияющее ущелье, кивнул:

— И долго... ты висел?

— Мне это показалось вечностью, — признался Сулима. Его глаза всматривались в Мрака и его странную жабу уже с возникшим подозрением. — Шел бой, мы с Подлещем... это мой лучший друг, дрались против дюжины. Я поскользнулся, как-то вывернулся на лету, успел ухватиться... Звал Подлеща, но, боюсь, что с ним что-то случилось. Он не оставил бы меня ни за что! Ты его не видел? Он мог пробежать только мимо вас двоих.

Голова Подлеща лежала в его ладонях. Кровь текла, булькая изо рта, струилась из ран, а вместе с кровью уходила и жизнь. Он все слышал, даже сумел растянуть быстро синеющие губы в улыбке.

— Кто этот достойный человек? — спросил снова Сулима.

Голос его был потрясенным. Он то смотрел на Подлеща со слезами благодарности, то подозрительно на Мрака. Мрак наконец сказал успокаивающе:

— Мы друзья.

Глаза Сулимы все еще были недоверчивыми:

— Хотелось бы. Но здесь, говорят, странные места.

— Да? — переспросил Мрак.

— Здесь могут появляться призраки, — сказал Сулима, оглядываясь пугливо. — Даже вурдалаки! Да и вообще... Что это у тебя на плече?

Подлещ что-то прошептал, затем голова откинулась, а глаза застыли. Сулима заплакал, дрожащей рукой надвинул ему веки. На лице Подлеща остался кровавый след от пальцев.

— Вот он и вернулся, — прошептал Мрак.

— Кто это? — допытывался Сулима. Крупные слезы блестящими жемчужинами скатывались по его щекам. — Он умер как герой! Я не видел человека, который бы вот так... Два дротика в спине, а он сумел дойти, подал мне руку! Но кто он? Что его вело?

Мрак огляделся:

— Ты бери его коня. Здесь нам делать уже нечего. Битва за перевал проиграна. А по дороге я тебе кое-что расскажу. Или нет, не расскажу.

Сулима смотрел уже со страхом. Пальцы суетливо метнулись к горлу, обереги cухо застучали. Но колдун перед ним, если это был человек, не обратился в дым, не превратился в чудовище, каким должен был быть на самом деле, если уж появился так неожиданно в разгар боя. А жаба так вообще закрыла глаза и дремала.

— Изыди, — сказал он нерешительно.

Мрак покачал головой:

— Ни за что. Правда, если скажешь заветное слово, как добраться в неведомую страну, где растут молодильные яблоки, тогда изыду. Но коня тоже изыду.

— Заветное? — не понял Сулима. — Ни знаю никакого заветного.

Мрак ощутил как черная тоска сковывает ему грудь. В сердце едва ли не впервые в жизни вошла безнадежность и желание бросить это все, а самому не барахтаться, а сложить лапки и затонуть.

— Мне нужно попасть в страну, — сказал он раздельно, — где растут чудесные яблони. Которые дают молодильные яблоки!